— Я проверила каждое дело, Мортен!
Хартманн не вмешивался, не желая принимать чью-либо сторону.
— Кто подбирал для тебя личные дела? — спросил Вебер, пытаясь действовать конструктивно.
Скоугор еще кипела, но старалась сдерживаться.
— Один из сотрудников администрации.
Вебер вскинул в отчаянии руки:
— Ну я же говорил тебе!
— Он принес мне папки. Я все проверила. Что еще я должна была сделать? Что?..
Вебер вскочил, заметался по кабинету с воплями:
— Ты должна была сказать мне, Риэ! Могла бы спросить хоть раз. Вместо того чтобы идти напролом и делать все, что взбредет в твою маленькую скудоумную головку…
— Мортен, успокойся, — прервал его Хартманн.
— Успокоиться? Мне успокоиться? — Взбешенный Вебер с красным лицом махнул рукой в сторону двери. — Я двадцать лет проработал в этих коридорах. А потом явилась она, продавщица стирального порошка, провела здесь десять минут и решила, что все знает…
— Мортен! — резкий тон Хартманна заставил Вебера умолкнуть. — Хватит.
— Да, Троэльс. С меня хватит. — Вебер схватил портфель, покидал туда дрожащими руками свои бумаги. — Будем откровенны. Если твоей избирательной кампанией руководят из постели, то извини, это место не для меня…
Хартманн вихрем налетел на него, сжимая кулаки:
— Мне плевать, сколько лет мы работали вместе. Такого я не потерплю. Убирайся. Иди домой.
Вебер сделал именно это. Не произнося больше речей, не бросаясь обвинениями и оскорблениями, он взял портфель и ушел.
Риэ Скоугор молча стояла в стороне. Когда Вебер ушел, тихо сказала:
— Спасибо.
— Но я не прав. Надо было прислушиваться к нему, — сказал Хартманн. — Ты согласна?