— Вы не можете играть по очереди?
Родителям свойственно изрекать подобные глупости: делитесь тем, что у вас есть, ведите себя тихо, будьте послушными, скажите нам, куда вы идете, что делаете, о чем думаете. И о ком.
— Мам! Он меня обижает!
— Заткнись! — завыл Антон. Или Эмиль.
Когда они ныли, их невозможно было отличить.
— Моя! Моя! Моя!
Как два маленьких кипящих чайника со свистком на носике.
Среди машин она увидела небольшой просвет, рванула руль вправо, зная, что пристегнутых ремнями мальчишек качнет в их креслах, потом вдавила тормоз. Под испуганный вопль детей машина ударилась о поребрик. Вокруг с бранью разбегались пешеходы.
Вот тогда они притихли, глядя на нее, застывшую на водительском сиденье, и на людей, огибающих машину.
Никаких повреждений. Они всего лишь в безумном рывке выскочили с ровного безопасного пути, который и есть жизнь.
— Мама? — произнес тихий детский голос.
Она посмотрела в зеркало заднего вида на их лица. И испытала шок от того, что сделала. От того, что внесла в их юные хрупкие жизни такой страх.
— Пусть Эмиль берет машинку, — сказал Антон. — Мы будем по очереди играть.
Она снова плакала. Слезы текли по щекам, размывая вечерний мрак. Руль стал слишком тяжелым. В машине пахло детьми, бензином и сигаретами Тайса.
— Мама! Мамочка?
Тайс Бирк-Ларсен готовил ужин, когда в дверь вошли мальчики.
— Как вы поздно, — сказал он. — Что-нибудь случилось?
— Я забирала детей из школы, я же говорила тебе.
— Знаю, но уже столько времени. Я уже всем позвонил. И Лотте…
— Я тебе говорила.