Дети ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Не открывая глаз, старик еле слышно произнес:

– Завтра ночью вас доставят в священное место. Там соберется Семья. Там будет юный Влад. В положенное время вас со священником посадят на колья из золота.

Затем дядя нового Князя… дядя Раду… наш новый Вождь во всех делах… вскроет вашу бедренную артерию.

В ушах Кейт раздался звон, перед глазами поплыли черные пятна.

– Первым делом вы накормите своего ребенка, – прошептал старик. – А потом вы накормите Семью.

Несколько минут казалось, что человек на кровати вообще не дышит, но затем послышались мучительные скрежещущие звуки. Он заснул. Кейт не шелохнулась, пока не открылась дверь. Раду Фортуна жестом позвал в комнату стригоя по имени Ион. Ей снова связали руки впереди и сразу же отвели в дыру в основании башни с часами.

О’Рурка не было. В ту ночь она больше его не увидела. Какую бы церемонию ни проводили стригои той ночью в Сигишоаре, она прошла без Кейт.

На следующее утро, когда темнота еще не рассеялась, за ней пришли.

Глава 35

Кейт никогда не чувствовала себя уютно в темноте. Ребенком, лет до десяти, она спала при включенном ночнике; даже уже став взрослой, она предпочитала оставлять какой-нибудь светильник в ванной или в коридоре, чтобы хоть немного рассеять мрак.

Должно быть, даже двадцативаттные лампочки у нее над головой были выключены. В ту ночь через щели в люке не проникал ни единый лучик. Но, несмотря на темноту, Кейт чувствовала присутствие наверху одного из стригоев. Она не слышала, но ощущала его. Это не слишком успокаивало.

Казалось, миновали многие часы и солнце уже должно было взойти, но темнота, вонь и царапающие звуки оставались неизменными. Иногда Кейт казалось, что время вообще остановилось, что прошло лишь несколько минут после ее возвращения в яму. А в некоторые моменты она была уверена, что наступил и закончился следующий день, и Джошуа уже принят в клан кровопийц.

«Нет, сначала он напьется моей крови. Я там буду».

Вздремнуть Кейт удалось лишь разок, но она проснулась, когда по ее юбке и голой ноге скользнула крыса. Она не закричала, а только содрогнулась от омерзения и отшвырнула тварь через весь подвал. Та пискнула, ударившись о стену.

Кейт понимала, что, с какой стороны ни посмотреть, эти часы можно считать самыми унылыми в ее жизни. До нее дошло, что у них с О’Рурком не осталось ни малейшей надежды на побег, а у стригоев слишком длинные руки, и зло их могущественно. Этого было достаточно, чтобы ввергнуть ее в бездонную пропасть безнадежности и отчаяния.

Но нет.

В те черные часы, проведенные в яме, Кейт обнаружила, что все внешние характеристики ее личности: уважаемый ученый, доктор, почтенный исследователь, жена, любовница, мать словно в одночасье исчезли. То, кем она стала теперь, не имело ничего общего с бывшей Кейт Нойман, но все же это была не та женщина, которая сдается без сопротивления. Она не собиралась отдавать ни человека, которого любила – осознание того, что она любит Майка О’Рурка, было как свет, становящийся все ярче в темноте, – ни ребенка, которого она поклялась защищать. Не важно, что власть стригоев почти безгранична. Не имеет значения, что, после того как старик отказался от ее «чудесного излечения», у нее не осталось секретного оружия. У нее по-прежнему не было никакого плана, но она обязательно что-нибудь придумает. А если все-таки не придумает, то будет бороться бездумно, веря, что один лишь факт борьбы сможет что-либо изменить.

Так что пусть стригои делают свое грязное дело. Плевать на них.

Когда по прошествии целой вечности открыли люк, чтобы вытащить ее из ямы, она улыбалась.

В яме Кейт не плакала, но от дневного света – хотя на улице было слякотно и пасмурно – глазам стало больно и они заслезились. Вытереть слезы она не могла, поскольку руки оставались до сих пор связанными пластиковой лентой, правда после разговора со стариком их связали спереди и не так туго, чтобы не нарушить кровообращение.