Расстояние

Когда он родился, мне уже было пять: старшая сестра, разумная, осторожная, осознающая пропасть, разделявшую наших родителей, видевшая это расстояние, которое не смогло уменьшить даже появление Стефана – вылитого отца. Брат пришел в этот мир в период военных действий и стал, как и я, оружием обеих сторон. Впрочем, ему пришлось немного легче, у него была я, которая могла объяснить правила игры, прежде чем он вырос и понял все сам: когда кивать, когда лгать, а когда и тихо исчезнуть. Наше детство было периодом интриг, ухищрений, неудивительно, что последующая наша жизнь сложилась именно так.

Секреты и тайны других людей стали нашим бизнесом, но если я покупаю и продаю их, то мой брат, как и Ян Грейвс, психиатр. Различия лишь в том, что его клиенты не богатые и преуспевающие люди с суицидальными наклонностями и депрессиями, а уголовники – мужчины и женщины, слишком больные, чтобы сидеть в тюрьме, не говоря уже о Программе «расширения свободы личности». Брат проводит большую часть времени в специальных учреждениях за решеткой, убеждая искалеченные души открыться и рассказать о своих нездоровых фантазиях и наклонностях. Эти люди смотрят на этого крупного человека с уверенностью, что он не станет их судить, и почему-то доверяют ему и все рассказывают.

Иногда я задумываюсь: что бы Стефан сказал, узнав правду обо мне?

Разумеется, ему известно о Томасе Дрю, о том, что я работала у него и спала с ним. Он в курсе, что наш бизнес связан с компьютерными технологиями и безопасностью. Стефан знает, что Дрю исчез, оставив кучу проблем, которые мне пришлось решать, а также то, что я получила неплохие деньги и потом нигде не работала… Тогда брат был студентом, поглощенным своей собственной жизнью, а я старшей сестрой, заучившей правила жизни еще до его рождения – говорить только то, что человеку необходимо знать.

К тому времени, как он решился задать серьезные вопросы, я уже точно знала, что никогда не отвечу на них честно.

Сейчас мы обсуждаем всякую ерунду: концерты, которые посетили, старых знакомых, возникших на горизонте, его последнее путешествие во время отпуска. Он не упомянул, ездил ли он отдыхать один. Стефан гей, и его личная жизнь, как и моя работа, – тема, которую мы стараемся избегать. Но я не могу откладывать вечно, поэтому произношу:

– Стефан, у меня к тебе просьба.

Он улыбается так, словно ему все по плечу, но я вижу, как напряженно работает его мозг.

Я беру сумку и достаю записи о Кэтрин Галлахер.

– Хочу услышать твое мнение.

– Мое мнение? – Брат вспыхивает, но внимательно смотрит мне в глаза – не дурачу ли я его.

– Твое мнение как профессионала. Эти записи, – я держу бумаги на коленях, будто боюсь их ему доверить, – сделаны психоаналитиком. История болезни молодой женщины. Мне бы хотелось знать твое мнение.

Слово «психоаналитик» его смутило. Значит, этим делом уже занимался другой врач. Стефан смотрит на папку, потом на меня.

– Это важно лично для меня. Никто не знает, что я с тобой советуюсь, и не узнает, если ты промолчишь. У тебя не будет…

Резкий взмах рукой, словно это последнее, о чем он мог подумать.

– Мне необходимо знать… – продолжаю я. – Прошу тебя, прочитай записи и скажи, что ты думаешь. Сегодня, лучше сейчас. Если ты занят, я могу зайти в другое время. Не хочу их здесь оставлять, это копии, но мне было нелегко их получить.

На этом я замолкаю. Можно сказать еще многое, но это уже ничего не изменит.

Его взгляд скользит по моему лицу, затем по папке, затем опять по моему лицу.

– Это важно, да? – наконец спрашивает он. – По телефону ты показалась мне… потерянной.

– Плохо спала, – пожимаю я плечами.