Если бы я могла включить свет и открыть папку, давно бы выяснила, что он от меня скрывал. По крайней мере, мне было бы чем заняться.
Я продолжаю сидеть, разглядывая папку, когда внезапно слышу легкий шорох в коридоре, и в это время гаснет лампочка датчика в углу.
Луи.
Несколько мгновений я не шевелюсь, затем наклоняюсь, опускаю голову на руки и закрываю глаза.
– Привет, – тихо произносит стоящий в дверях Луи, и я поднимаю голову.
Он светит фонарем прямо мне в лицо, потом догадывается его опустить.
Я не стану говорить то, что готово слететь у меня с языка: «Подонок, я думала, ты меня бросил».
Этого не требуется. Он видел мои глаза.
Я возвращаюсь домой в четвертом часу утра. Прежде чем уйти из кабинета Грейвса, я воспользовалась крохотным фотоаппаратом и сняла все страницы из папки Кэтрин Галлахер, не забывая удостовериться в нумерации, чтобы точно знать, что доктор не смог ничего утаить.
Я ничего не пропустила. Папка была возвращена на прежнее место на полке, я ушла первая и одна. Робби и Шон проследят, чтобы Луи благополучно покинул дом, окна были закрыты, а сигнализация включена. Мы сработали аккуратно, все осталось на своих местах, никто не догадается, что в доме побывали люди.
Все же я не смогу заснуть, пока не прочитаю историю болезни.
Я подключаю камеру к ноутбуку, нажимаю на печать и отправляюсь готовить кофе.
Но к чашке я так и не притрагиваюсь, настолько чтение захватывает меня с первой страницы.
У нас с Грейвсом много общего. Он тоже любит точные данные, поэтому сначала записывает имя, адрес, телефон. Профессия: младший бухгалтер (рекламное агентство). Пустыми остаются строчки, предназначенные для рабочего телефона и фамилии врача общей практики. Затем идут подробные записи с каждой встречи за пятнадцать месяцев. Подобное сходство характеров кажется мне жестоким.
Все так, как рассказал нам Грейвс. Требовательный отец, эмоционально холодная мать, детство, прошедшее без любви, – зависимость от успехов, хорошие отметки в школе, с честью выдержанные экзамены… Я воображаю себе серьезного ребенка, сидящего за обеденным столом в школьной форме, с заплетенными в косы светлыми волосами, только что закончившего делать уроки или поразившего успехами учителя музыки.
Следующая встреча, еще одна и еще. Бессонные ночи. Чувство ненужности, неполноценности. Страх совершить непоправимую ошибку или просто быть пойманной за неверными действиями… Я продираюсь сквозь профессиональные термины из записей последней встречи перед исчезновением, пытаясь найти намек на признание Кэтрин, сделанное Грейвсу.
Ничего. Я возвращаюсь к началу и перечитываю каждый лист, стараясь уловить скрытое между строк на случай, если Грейвс боялся разоблачения и пытался некоторым образом зашифровать информацию.
Никакой подсказки. Ни единой щелки, в которую можно было бы пролезть. Набор терминов для определения состояния отчаявшейся женщины; умные слова, выражающие обычную человеческую боль.
Несмотря на детальный анализ личности, записи Грейвса не сообщают мне ничего нового.
Я смертельно устала.