– Она?
– Не знаю.
– И потом она его убила?
– Да. – Йоханссон опускает глаза. – Он сопротивлялся. Это было кошмаром. Повсюду кровь.
– Она рассказала, почему так поступила?
– Потому что была на это способна.
Я не свожу с него глаз, и он отводит взгляд.
– Она сказала, что ее пациенты, возможно, были другими.
Шесть лет, столько дел, его жертвы никогда не мучились и не страдали, вне зависимости от того, в каком были состоянии и что совершили. Он был способен это гарантировать. Но эта женщина… Не понимаю.
– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем ты хочешь ее вытащить?
Йоханссон не отвечает, лишь пожимает плечом.
– Ее преследуют кошмары, – наконец говорит он.
Я не знаю, что сказать. Полагаю, Йоханссон тоже. Он качает головой, словно объяснить это выше его сил, словно он сам себя не понимает.
В мою голову прокрадывается мысль: она ему небезразлична.
– Я должен это сделать, – произносит он и поворачивается ко мне. – Ты все можешь, Карла. Помоги мне ее вытащить.
Они теперь вместе, так? Йоханссон любит ее и готов рискнуть всем ради нее – своей жизнью, репутацией, идеальным послужным списком за последние шесть лет – всем, чтобы вытащить ее. Чтобы подарить ей жизнь.
Он любит ее. Это удар: он любит ее.
Я хочу встать и уйти. Скорее туда, за кладбищенские ворота, где меня ждет «мондео», и потом обратно, в гараж… Но я не могу бросить его здесь. Что он будет делать? Вернется в Программу? Постарается защитить Кэтрин? А тем временем Брайс…
Я не могу этого допустить.
– Хорошо, – говорю я. – Я постараюсь все уладить. – Часть моего мозга продолжает работать, не обращая внимания на то, что я чувствую. Мое состояние похоже на то, которое бывает после ДТП, – удар, и я отхожу в сторону, понимая, что внутри меня что-то надломилось, я все еще под воздействием шока, но могу держаться на ногах и даже ходить. Иногда лучше не думать слишком много. Если я смогу идти дальше, это уже будет хорошо.