— Ладно, допустим. Видели подъезжающие к заводу машины?
— Никто туда не ездит, он закрыт.
— Знаю. Так не видели?
Сторож сплюнул сквозь крупные желтые зубы:
— Не-а. Не видал.
— Может, слышали хотя бы звук мотора или еще что-нибудь?
Сторож приподнял бейсболку, потер лоб ладонью и с досадой взглянул на полицейских.
— Ничего такого, — сказал он. — У меня магнитофон работал, я всегда включаю, чтобы не скучно было.
Было ясно, что этот разговор не даст ничего: мужик либо проспал, либо бухал. А может, совмещал одно с другим. В любом случае ему нечего было сказать по поводу того, что происходило по соседству.
— Занятный у вас зонтик, — вдруг насмешливо заметил сторож и шмыгнул носом.
Следующий, кого опрашивал Самсонов, был тощий блондин в зеленом комбинезоне и толстом сером свитере, который не стирался, наверное, лет пять. Звали его Жмыхов Георгий Анатольевич, и было ему сорок четыре года, двенадцать из которых он проработал сторожем склада сыпучих смесей, примыкавшего к заводу с северной стороны. Он заявил, что на работу заступил в десять вечера, вскоре услышал тихое гудение, но откуда оно доносилось, сказать не мог. Около трех сторож заснул, о чем сообщил, ничуть не стесняясь.
— Разве вам можно? — притворно удивился Самсонов, памятуя о предыдущем разговоре.
— А чего нет-то? — не понял сторож.
— Ну, вы же должны следить за всем.
— У нас тут везде сигнализация, — сказал сторож. — Чего себя мучить?
Самсонов понимающе кивнул.
— А машины вы видели? — спросил он. — Хоть какие-нибудь?
— Чтобы к воротам завода подъезжали? — уточнил Жмыхов. — Нет, но если фар не зажигать, то ночью и не разглядишь ничего.
Последний, к кому отправились Самсонов и Морозов, был кругленький узбек в засаленной телогрейке и потертых джинсах. Звали его Мурсанбек, и он с ходу торопливо объяснил, что с регистрацией у него все в порядке, и тут же предъявил, не дожидаясь просьб об этом, целую кипу документов, сверху которой водрузил паспорт. Говорил он с легким акцентом. В России жил уже шесть лет.
— Когда вы заступили на свою смену? — задал вопрос Самсонов, когда Мурсанбек убедился, что по крайней мере прямо сейчас из страны его высылать не собираются.