— Когда я узнал про рак, начал пить, — сказал он. — В конце концов меня выперли. Лечение не помогало, и я бухал все больше. Теперь вот перешел на дурь.
Самсонову показалось, что Лукин его не слышит. Он вытащил из подмышки папку, которую прихватил с собой, и достал листок с изображением Кали — первый, найденный на месте убийства Марины:
— Знакомая картинка?
Лукин тупо уставился на бумажку, сжимая в кулаке ампулу. Другая его рука, словно большое насекомое, перебирала грязный пододеяльник.
— Что это? — проговорил он через полминуты.
— Кали. Индийская богиня.
— Ну и на кой ты мне ее показываешь?
— Этот рисунок убийца оставил рядом с утилизатором, — терпеливо сказал Самсонов. — Хотя бы перемолотую девочку ты помнишь?
— А-а. — Лукин слегка пошевелился, взял листок и поднес к глазам. — Да. Знаешь, из-за болезни с памятью у меня неважно.
— Эта девочка была моей сестрой, — сказал Самсонов. — Постарайся, ладно?
— Серьезно? Ну и ну! А из-за чего сыр-бор, я что-то не пойму. Того парня посадили, это я помню.
Следователь молча положил на одеяло второй рисунок:
— Это нашли сегодня. Рядом с утилизатором, которым кто-то превратил девушку в фарш.
Последовала продолжительная пауза. Лукину требовалось время, чтобы осознать услышанное.
— То есть, — проговорил он наконец, — он убил снова? Когда он вышел?
— Он не вышел.
— А, да. Верно, его же убили в тюряге. Тогда… получается, посадили не того?
— Похоже на то.
— Значит, это был не Хоботов? — Голос был абсолютно равнодушным.
— Возможно, это подражатель, — ответил Самсонов. — Но почти все сходится.