На это он ничего не ответил. Она отвернула лицо в сторону, наклонив голову.
— Ты плачешь?
Она мгновенно вскинула голову и после минутной паузы произнесла:
— Из-за чего мне плакать? Все свои слезы я уже выплакала. Все, чего я сейчас хочу, это уехать и… и…
Она повернулась, села в машину; завелся мотор, и через несколько мгновений красные огни задних фар исчезли за отвалом шахты. Она оставила его одного, несчастного и невыносимо одинокого. Наедине с мертвой шахтой, мертвыми воспоминаниями и бесплодными мыслями…
Он сидел, зажав в руке забытую рюмку, безразлично глядя на изощренные движения стрип-герл.
«Я не думал, что так получится, — говорил он себе. — Я думал, что по крайней мере извлеку какое-то удовольствие. Но все, чего я добился, — это сделал больно Сибил. Я хотел отомстить ему, но он мертв; единственное, что мне остается, — это отомстить его памяти, — а это значит, опять ранить Сибил».
До его сознания дошло, что рядом на соседнем табурете кто-то сидит. Запах духов обволакивал его.
— Не угостишь ли меня, милок?
Он повернул к ней усталый, тяжелый взгляд. Сейчас на ней было побольше одежды. На лице сияла хорошо поставленная улыбка, такая же искусственная, как длинные ресницы, рыжие волосы и иллюзия красоты в полумраке бара.
— Ты так мило просишь.
Ее пальцы поигрывали его ухом.
— Что случилось, дорогой? Тебя кто-нибудь обидел? — Он почувствовал, как ее бедро прижалось к нему. — Купи мамочке стаканчик и все расскажи.
Кто-то вошел в бар и прошел сзади них. Краем глаза Уилл Оуэн узнал его. В нем снова вспыхнула обида и затаенная злоба.
— Обратись к нему, — с горечью сказал он. — Может быть, он купит тебе бутылку шампанского. Наверное, ему не впервой.
— Спасибо за все, глупышка.
Она ушла. Так, значит, он и есть то, чего ты хочешь, Сибил? Должно быть, так, раз именно за него ты вышла замуж. Эван Стерлинг. Ему потребовалась вся его воля, чтобы не выплеснуть вино — из своего стакана в лицо Стерлингу.
Танцовщица и Стерлинг отошли от стойки бара и направились за столик. Она обхватила его за плечи, он громко хохотал. По всей видимости, был здорово пьян.
Оуэну стало так противно, что во рту выступила горькая слюна. Он так и не допил содержимое своего стакана и вышел на улицу. Уже светало, над крышами домов появились первые лучи солнца. Резко и звонко пропела птица. Но Оуэн ничего не замечал.
Лачуга располагалась на небольшой поляне в стороне от боковой дороги. Ее окружали тополя и хвойные деревья. Участок перед домом был неухожен, весь зарос пожелтевшей высокой травой золотарника и чертополоха. Старый автомобиль, казалось, застрял здесь навеки.