Ночное кино

22
18
20
22
24
26
28
30

Ах да – в досье нет фотографий Сандриного торса, спереди и сзади.

– Этот наш разговор на днях, – после паузы сказал я, – про ювенальную юстицию. Связь была так себе…

– Нет документальных подтверждений, что в доме кто-то живет. И никаких признаков жильцов.

– А кто владелец?

– Зарегистрировано на юрлицо. Китайское какое-то. У меня в записях есть. Позвоню скажу. И еще гляну потихоньку, что тут такое, – она взяла со стола пакеты, прожгла меня взглядом, – хотя на самом деле надо бы тебя задержать за то, что от тебя один геморрой. На обработку уйдет месяц минимум. Лаборатория зашивается. Даже не думай опять сюда приходить. И кстати, выглядишь ты фигово.

С этими словами она унесла пакеты.

– Спасибо, – сказал я ей вслед.

– Ты бы руку врачу-то показал, – крикнула она откуда-то из глубин дома. – У тебя там застряло что-то, стафилококковую инфекцию заработаешь.

Лишь взглянув на правую ладонь, я сообразил, о чем речь. Шерон права. Отек и краснота разрослись. Я думал, там запеклась грязь, но в действительности глубоко под ногтем большого пальца застряла заноза. От этого зрелища накатила паранойя. Люди в черных плащах – они что, пометили меня? Наложили новое проклятие? Может, это отравленный дротик? Ржавый гвоздь, носитель столбняка?

Пора домой.

– Как мне тебя отблагодарить? – спросил я спустя минуту, сообразив, что Шерон, чем-то увлекшись, в гостиную не возвращается. – Подарить тебе новую немецкую овчарку, яхту, остров на юге Тихого океана?

– Выметайся отсюда! – крикнула она.

100

На Манхэттене я заехал в травмпункт на Тринадцатой. Приемная была набита битком, и врач принял меня спустя часа три. Я объяснил, что вернулся из похода.

– Я так и понял, – весело отвечал он, задергивая занавеску. Жизнерадостный и бодрый говорливый юнец, передознувшийся кофеином; к подолу белого халата приклеился кусок скотча. – У вас контактный дерматит. Ходили в основном в густом лесу? Судя по всему, повстречали там какой-то аллерген.

Я хотел было уточнить, что был в Адирондаке, но – вот болван – сообразил, что этим все не исчерпывается. А как же бассейн? Может, там месяцами разлагался какой-нибудь звериный труп. А семейная оранжерея Райнхартов?

– Что там росло, в этой оранжерее? – спросил врач, когда я в общих чертах кое-что изложил.

– Я не все помню. Одно растение называлось «дурье зелье».

– «Дурье зелье», – повторил врач, склонив голову набок. Думал он при этом, похоже: «И что, вы с воплями не слиняли оттуда подобру-поздорову?»

– И я чем-то укололся. Заноза. Воспалилась.

Я показал. Вскоре медсестра уже промывала мне руку водой и антисептиком, а врач, вооружившись скальпелем и длинным пинцетом, резал ладонь. Потек белесый гной; врач что-то выдернул из пальца. Увидев, что это, я от ужаса онемел; врач, впрочем, невозмутимо кинул занозу на стальной стол.