Я помог Норе надеть пальто.
– А про что? Давай скорей, нам бежать пора.
– Ты думаешь, ты не палишься, а ты палишься еще как.
Я выпихнул ее за дверь и повертел ключом в замке.
– Что значит – я палюсь?
– Ты безумно ужасно в нее влюблен.
– Эй. Никто тут не безумен, не ужасен и не влюблен.
Она положила руку мне на плечо – в глазах читалась откровенная жалость.
– Тебе надо жить дальше. Она счастлива.
И с этими словами Нора бодро поскакала по коридору, а я стоял и смотрел ей вслед.
Хоппер ждал нас на углу возле банка «Эйч-эс-би-си» и курил; судя по опустошенному лицу и серьезной гримасе, за два прошедших дня он почти не спал.
– Что мы тут делаем? – спросил я.
– Помнишь, что Морган Деволль говорил? Что Сандра не могла не играть на пианино?
– Ну да.
– Я вот вчера подумал. Сандра приехала в город искать кого-то – где она играла бы, если б ей приспичило?
– Джазовые клубы. Джуллиард. В вестибюле отеля? Трудно сказать.
– Туда не пустят играть не пойми кого с улицы, да еще так, чтоб тебя не отвлекали поминутно. А потом я вспомнил. У меня один друг – крутой спец по классике. Демозалы в Фортепианном ряду хороших пианистов пускают за милую душу. Я днем там побродил, поспрашивал, и в одном магазине менеджер ее узнал. Сандра за неделю до смерти приходила дважды.
– Молодец, – сказал я.
– Он сейчас нас ждет, готов поговорить. Только быстро, а то они скоро закрываются.
Хоппер выбросил окурок и зашагал по тротуару.