– Значит, она лежит тут совсем одна с тех самых пор, как Дин покончил с собой?
– Не то чтобы она возражала. Я бы точно не назвала ее общительной дамой. Никогда не присоединялась к нашим забавам и играм, даже когда память у нее была получше. Всегда держалась особняком. Возможно, оно и хорошо. Должна признать, кое-кто из наших старичков был вовсе не в восторге от того, что рядом живет мать такого чудовища… – С губ миссис Лоу слетела профессиональная улыбка, и они на мгновение неодобрительно скривились. – Теперь уже слишком поздно для подобных проблем. Слишком поздно для чего бы то ни было. Она так и не примирилась с этим миром.
– Спасибо вам за помощь.
– Знаете, как-то раз к ней все же приехали, но в палату так и не зашли. Просто оставили для нее пакет пончиков в регистратуре.
– Пончики… – повторила Фрида тихо, скорее, разговаривая сама с собой, а не с миссис Лоу.
– Она всегда была неравнодушна к пончикам.
– Да, – пробормотала Фрида. – Я знаю. Обычно пончики ей приносил ее сын, Дин.
– Ну значит, в этот раз их принес кто-то другой.
Фрида подождала, пока между ней и домом престарелых «Вид на реку» не окажется несколько кварталов, и лишь тогда достала мобильный телефон и набрала номер, который скопировала в то утро. Затем пошла пешком к «Гэллионз-Рич», но доехала только до «Кэннинг-Таун», где пересела на поезд до Стрэтфорда. День был туманный, и во влажном, холодном воздухе недостроенная Олимпийская деревня приобрела вид города-призрака: окруженные строительными лесами здания, какие-то куски куполов и башен выплывали из сырого тумана, под которым угадывались очертания фургонов, землеройных машин и групп мужчин в касках.
У Фриды ушло пятнадцать минут на то, чтобы добраться до Лейтонстона, где она свернула на длинную, прямую улицу, застроенную блочными зданиями в викторианском стиле, с трудом различимыми в тусклом свете, пока наконец не дошла до дома № 108. Фрида не торопилась. Она пыталась привести в порядок мысли и прорепетировать то, что собиралась сказать. Теперь у нее уже не возникало сомнений в том, что сказать это необходимо. Она позвонила в темно-зеленую дверь, услышала, как в глубине дома раздался двойной перезвон, и ее охватило жуткое ощущение, что она вернулась в прошлое. Она была почти уверена, что дверь откроет Алан, появившись на пороге со всегдашней просительной улыбкой и грустными карими глазами.
Но дверь отворила Кэрри, одетая в желтый свитер, лишь подчеркивавший ее бледность; она не улыбалась.
– Думаю, вам лучше войти, – сказала она.
Фрида вошла в прихожую, тщательно вытерла обувь о коврик и повесила пальто на крючок.
– Спасибо, что согласились принять меня.
– Вы не оставили мне выбора. Давайте пройдем в кухню.
Кухня сохранилась в точности такой же, какой была всегда, – чистенькой и уютной, разделенной на две половины: одна отводилась предметам домашнего обихода, вторая – инструментам Алана. На нескольких десятках полок, разделенных на ящички, хранились его винты, гайки и болты, его плавкие предохранители, подкладки и ключи. Кэрри заметила взгляд Фриды и криво улыбнулась.
– Он не взял с собой ни одной своей штучки. Я все время думала, что он вернется за ними, поэтому ничего не убирала. Глупо, не правда ли? Ведь понятно, что он не вернется. Вот только у меня рука не поднимается…
– Я пришла сообщить вам кое-что.
– Об Алане? Я так и знала. Вы все-таки знаете, где он.
– Об Алане, да. Вам лучше присесть.