– Я бы сказал, приблизительно час.
– Тогда я еще буду здесь.
– Хорошо. Я бы хотел вам кое-что сказать.
Фрида помогала Киарану. Некоторые осколки она даже узнала: старое блюдо с изображением фикуса, входившее в сервиз, когда-то принадлежавший ее бабушке. Наверное, он перешел по наследству к Дэвиду, а потом попал в дырявые руки Оливии. Белый заварочный чайник английского фарфора, чью ручку Киаран опытной рукой прикрепил точно на прежнее место, а потом, когда выступающая полоска клея подсохла, аккуратно убрал ее наждачной бумагой. Она помнила – или, по крайней мере, считала, что помнит, – как ее мать наливала из него чай. У нее возникало странное ощущение, когда она смотрела, как предметы сервиза лежат, разломанные на части, на захламленном столе Оливии; но было что-то утешительное в том, как Киаран восстанавливал их прежний вид. Он почувствовал ее взгляд и поднял голову.
– Это приносит чувство удовлетворения, – сказал он. – И успокаивает.
Фриде пришло в голову, что для человека, любящего покой, в лице Оливии он обрал слишком беспокойного партнера. Он, похоже, догадался, о чем она подумала, потому что внезапно сказал:
– Оливия очень добра ко мне.
– Я рада, – ответила Фрида.
Она извинилась и вышла в прихожую, чтобы позвонить Хлое. Телефон все звонил и звонил, а затем переключился на голосовую почту. Она нажала «отбой» и уже собиралась снова выключить мобильный, когда он завибрировал у нее в руке.
– Фрида?
– Да. Где ты, Хлоя?
– То есть как это где я?
– Да вот так: где ты?
– Я дома. А что?
– Дома?
– Что-то не так?
– Я думала, тебя нет.
– С чего ты взяла?
– Это просто смешно. Не клади трубку.
Она побежала вверх по лестнице и постучала в дверь. Дверь приоткрылась, и выглянула изумленная Хлоя.