Джозеф не ответил. Он присел на корточки и попытался развязать шнурки, сбившиеся в сложный намокший узел.
– Джозеф!
– Нельзя тащить грязь в ваш красивый дом.
– Это неважно.
– Вот.
Он стащил с ноги грубый башмак, у которого отрывалась подметка. Носки у него были красного цвета, с рисунком в виде северного оленя. Затем он приступил к сражению со вторым башмаком. Фрида вгляделась в его лицо: левая щека опухла и посинела, а лоб пересекал глубокий порез. Стащив наконец и второй башмак, Джозеф аккуратно поставил обувь у стены.
– Сюда, – сказала Фрида и провела его в кухню. – Сядьте.
– Вы готовите?
– И вы туда же?
– Что, простите?
– В некотором роде. – Она намочила свернутое полотенце холодной водой из-под крана и протянула ему. – Приложите к щеке и дайте мне осмотреть рану на лбу. Но сначала я ее промою. Будет щипать.
Она вытирала ему кровь, а он молча смотрел перед собой. Его глаза полыхали огнем. О чем он думает? От него пахло пóтом и виски, но он не производил впечатления пьяного.
– Что случилось?
– Их было несколько.
– Вы подрались?
– Они кричать на меня, толкать меня. Я тоже толкать.
– Толкать? – переспросила Фрида. – Джозеф, нельзя так поступать. Однажды кто-то достанет нож.
– Они назвать меня «гребаный поляк».
– Оно того не стоит, – заверила его Фрида. – Никогда не стоит так реагировать.
Джозеф огляделся.