Еще несколько ступенек – и он ступил на пол.
Теперь Захария, по его подсчетам, спустился на глубину в семь или восемь метров под землей. Он находился в освещенной комнате площадью около десяти квадратных метров. Потолок нависал у него над головой, а черный земляной пол был влажным. Книги и документы грудами лежали вдоль стен, и основная их часть успела почти полностью сгнить. В затхлом воздухе пахло разложением, и Саймона заинтересовал источник этого запаха.
В центре комнаты, под тремя яркими электрическими лампочками, стояла женщина из Вены, с которой он встречался в Шенбрунне.
Израильский посол в Австрии.
– Нам необходимо поговорить, – сказала она.
Элли слушала беседу раввина и ее отца, сообразив, что оба знают вещи, которые ей неизвестны. В особенности ее отец, который, видимо, многое от нее скрыл.
Например, ключ, который она посчитала ключом от пиратского сундучка, хотя его и украшали три звезды Давида. Остальные отметки на ключе были совсем мелкими, и девушка не смогла их разглядеть.
Беккет тронула история встречи ее прадеда и Берлингера. Она никогда не видела ни Марка Кросса, ни его жену – оба умерли задолго до ее появления на свет, но бабушка рассказывала ей о них, и девушка видела их фотографии, хотя и знала о них очень мало, если не считать того, что Кросс был известным археологом.
– Каким был мой прадед? – спросила она у раввина.
Старик улыбнулся.
– Он был замечательным человеком. Ты знаешь, что у тебя его глаза?
Элли покачала головой.
– Мне никто этого не говорил.
– А кто
Девушка решила проявить скромность.
– Меня взял с собой отец.
Раввин посмотрел на Сагана.
– Если ты действительно левит, как написано в послании, то должен знать свой долг.
– Пришло время перемен, – отозвался журналист.
Беккет увидела, что старик удивлен.