– Что-то плохое.
Куинн поднялся из-за стола, наклонился и, взяв Эбигейл за руки, помог ей встать.
– Джен, помоги надеть на нее ботинки. Не хочу, чтобы ее нашли босой.
– Вообще-то это уже не важно, – отозвалась шериф.
– Ошибаешься, очень даже важно.
– Нет. Когда у людей случается гипотермия, когда они замерзают насмерть, их часто находят полуобнаженными. Бедняги сходят с ума, думают, что им жарко, и начинают раздеваться. Так что оставь ботинки здесь. Я позабочусь, чтобы их не нашли.
– Идти можете, Эбигейл? – снова повернулся Куинн к журналистке.
– Разумеется, я в курсе, как это делается.
Ощущая непривычную легкость в ногах, она осторожно, рассчитывая каждый шаг, прошла из кухни в прихожую. Там остановилась у круглого зеркала, посмотрела на свое отражение и наклонилась ближе, прижавшись носом к стеклу.
– Куинн, пока еще не поздно. Нам не обязательно это делать, – снова принялась урезонивать брата Дженнифер.
– И что? Остановиться сейчас? И ничего не получить? Из всех вариантов этот был бы хуже всех. Нет, мы доведем дело до конца!
Зрачки у Эбигейл уменьшились до размера черных песчинок. Она отвернулась от зеркала и направилась к передней двери.
– Джен, если мы начнем виниться, каяться, это… это будет недостойно нас всех… Джулиуса, дедушки, отца, нас с тобой…
Уже взявшись за дверную ручку, Фостер увидела на вешалке свою замызганную куртку. Она сняла ее с крючка, повертела, но так и не нашла, куда сунуть руки.
Куинн забрал у нее парку, взял ее за воротник и расправил, а Дженнифер помогла направить руки в рукава.
– Думаешь, отец зашел бы так далеко? – спросила она.
– Трудно сказать. Мы делаем это ради них всех.
Дженнифер отперла и открыла дверь, и Эбигейл ступила на крыльцо.
Вокруг далеких уличных фонарей кружился снег. Как странно, подумала журналистка, что он идет не везде, а только там, где свет…
– Господи, как красиво! – вздохнула шериф.