Четыре сезона

Закончив, он посмотрелся в зеркало и с довольным видом кивнул.

Он вернулся к постели, лег, закурил новую сигарету, чувствуя, что его начинает одолевать сонливость. Старик выключил лампу, еще не веря, что все так просто, но через пять минут уже глубоко спал, и на этот раз кошмары его не тревожили.

8

Февраль 1975 года

После ужина Дик Боуден угостил Дюссандера коньяком, который тому совершенно не понравился. Однако он, конечно, расплылся в довольной улыбке и всячески его нахваливал. Жена Боудена принесла сыну шоколадный коктейль. На протяжении всей трапезы Тодд вел себя необычно тихо. Волновался? Наверное. Судя по всему, ему было очень не по себе.

Дюссандер буквально очаровал Дика и Монику Боуден, едва переступив порог их дома. Мальчик внушил родителям, что мистер Денкер почти ничего не видит (хоть заводи собаку-поводыря), потому он и ездит к старику, чтобы читать вслух. Дюссандер старался постоянно держать это в голове и, кажется, ни разу не прокололся.

Он оделся в свой лучший костюм, и, хотя вечер выдался влажным, артрит, по счастью, особенно его не беспокоил – так, давал о себе изредка знать, не более того. По непонятной причине мальчик не хотел, чтобы Дюссандер брал с собой зонтик, но тот не послушался. А сам вечер удался на славу, и даже отвратительный коньяк не мог его испортить. Как ни крути, а за последние девять лет Дюссандер впервые ужинал не дома, а в гостях.

Во время ужина он рассказывал о своей работе на автомобильном заводе и восстановлении послевоенной Германии.

#В вопросах Боудена, в том числе и о немецкой литературе, чувствовался искренний интерес, и ответы Дюссандера его не разочаровали. Моника Боуден поинтересовалась, почему он приехал в Америку так поздно, и старик, придав лицу подобающее скорбное выражение, поведал о кончине вымышленной супруги. Моника расчувствовалась.

Уже в самом конце, потягивая коньяк, Дик Боуден все же спросил:

– Прошу заранее извинить меня за бестактный вопрос, мистер Денкер, и я пойму, если вы сочтете его слишком личным и не станете отвечать… но мне ужасно любопытно, что вы делали во время войны.

Мальчик замер.

Дюссандер улыбнулся и стал шарить рукой по столу в поисках сигарет. Он отлично видел, где они лежат, но ему было важно не допустить ни малейшего промаха. Моника подала ему пачку.

– Благодарю вас, милая леди. Ужин был просто превосходным. Даже моя жена не смогла бы приготовить лучше.

Польщенная Моника поблагодарила за комплимент и покраснела от удовольствия. Тодд бросил на нее сердитый взгляд.

– Вам не за что извиняться, мистер Боуден, а мне нечего скрывать, – продолжил Дюссандер, поворачиваясь к Дику. – Начиная с сорок третьего года я был в запасе, как и все здоровые мужчины, которые по возрасту не подлежали призыву. Тогда уже чувствовалась неизбежность падения Третьего рейха и возглавлявших его безумцев. Особенно это касалось одного, как вы сами понимаете. – Он погасил спичку, и его лицо помрачнело. – Когда от Гитлера отвернулась удача, все ощутили облегчение. Огромное облегчение. Конечно, – он взглянул на Боудена, будто ища в нем понимания, – никто в этом не признавался. Во всяком случае, не говорил об этом вслух.

– Естественно, – уважительно поддакнул Дик Боуден.

– Об этом не говорили, – повторил Дюссандер, будто подчеркивая свою мысль. – Помню, как-то мы вчетвером или впятером – все друзья – заглянули после работы в один погребок, чтобы выпить. Тогда уже случались перебои со шнапсом и даже пивом, но в тот вечер имелось и то и другое. Мы знали друг дру-

га лет двадцать. Один из нас – Ганс Хасслер – заметил мимоходом, что фюрер зря послушал тех, кто советовал открыть второй фронт против русских. Я сразу сказал: «Ганс, Бога ради, думай, что говоришь!» Ганс побледнел и тут же сменил тему. А через три дня он исчез. И я больше никогда его не видел, как, похоже, и все остальные из нашей компании.

– Ужас какой! – воскликнула Моника, на которую рассказ произвел сильное впечатление. – Еще коньяку, мистер Денкер?