Человеку на ходунках вновь удалось ее обскакать.
Но, может, его просто перевели в другое отделение или в стационар? Элли бросилась с едва теплящейся надеждой в приемное отделение. Там женщина с покрытой лаком прической как раз наливала себе первую чашку кофе из термоса.
– Я ищу господина Паульссена.
Крошечный огонек надежды тут же погас.
– Ох, примите мои искренние соболезнования. – Женщина уставилась на кофе, словно пить его сейчас было верхом бестактности. – Господин Паульссен умер вчера ночью. Вы родственница?
– Я из полиции, – произнесла Элли уже второй раз за это утро и показала удостоверение.
У женщины округлились глаза:
– Полиция? Что-то случилось?
– Я хотела с ним поговорить, но на это рассчитывать, наверное, не приходится. В комнате больше ничего не меняйте. Где его вещи?
– Мы их уже прибрали. Понимаете, эту комнату мы должны заселить уже сегодня. На нас очень большой спрос, – ответила она, дрожа от гордости.
– А картины?
– Ах, они там, в контейнере. Мы же не можем их хранить. Теперь к ним никому нельзя прикасаться, что ли?
– Где он сейчас?
– Ну, внизу…
Элли слушала ее вполуха, уже направляясь в подвал. Внизу она открыла тяжелую противопожарную металлическую дверь. Здесь, в коридоре, больше не звучала приглушенная музыка, не было искусственных цветов и сверкающей имитации мраморной плитки, лишь трубы виднелись над штукатуркой. Ей навстречу вышел одетый в белое санитар, Элли преградила ему путь:
– Элли Шустер, уголовная полиция. Я пришла по поводу господина Паульссена, он умер вчера ночью. Вы не могли бы что-нибудь рассказать мне об этом?
Санитар отступил назад, его халат издавал запах смерти.
– Сегодня утром он лежал в своей постели. Просто взял и заснул.
– Никто просто так не засыпает. Мы должны забрать его тело на экспертизу.