Возвращение

— Насколько мне известно, нет.

— Разве так бывает?

Профессор снова пожал плечами.

— Невежественные придурки всегда рассуждают о либеральном уклоне средств массовой информации. Не существует никакого либерального уклона. Есть уклон Восточного побережья. И городской уклон. Маленьких городков на Западе просто не замечают, и в результате многие новости не выходят за их пределы. Посмотрите на Бауэр. Телевизионной станции нет, до крупного города сотня миль, местные газеты не связаны с телеграфными агентствами. Если там что-то случится, кто об этом узнает? Даже новостные агентства в Финиксе и Альбукерке ничего не сообщат! Как об этом может узнать Дэн Разер[6] в Нью-Йорке?

— Но теперь речь идет о Финиксе! Новость передается по местным телеканалам.

— Происшествия случаются каждый день. Люди умирают или пропадают, происходят стихийные бедствия. Никто особенно не задумывается. Это цена, которую мы платим за жизнь на планете Земля, часть обычной жизни. В этот раз мы просто оказались в нужное время в нужном месте. Увидели связь. Но я сомневаюсь, что ее заметил кто-то еще — за исключением таблоидов, — и пока они этого не заметят или мы им не расскажем, особого шума не будет.

«Было бы лучше, — подумала Мелани, — чтобы слухи распространялись со скоростью лесного пожара. Новостные агентства разнесли бы информацию по всему миру, а правительство привлекло лучшие умы, лучших специалистов в разных областях, чтобы понять, что тут происходит и как это остановить… Было бы утешением знать, что можно расслабиться, что делом занимаются „солидные парни“ и что они трое могут не беспокоиться за судьбу… чего? Индейских руин и мест раскопок? Юго-Запада? Всей страны?»

Груз ответственности все сильнее давил на ее плечи.

— Как вы думаете, мы сможем сами взглянуть на эти руины, Пима-Хаус? — спросил Глен.

Нет, подумала Мелани.

— Именно поэтому я и попросил вас приехать.

* * *

Уже за несколько кварталов от Пима-Хаус они увидели полицейские машины и вертолеты. Проезжая мимо шумной толпы зевак перед ограждением в виде временного забора из сетки-рабицы, Мелани почувствовала неприятную пустоту где-то внизу живота. Маккормак остановился у длинного барьера, перегораживавшего въезд на соседнюю парковку, показал полицейскому свое удостоверение личности, и барьер отодвинули, пропуская их внутрь.

Зевак было много, гораздо больше, чем можно было ожидать для события, которое никак не развивалось уже несколько дней. Они выглядели оживленными и воодушевленными, словно присутствовали на собрании членов секты возрождения или на развлекательном мероприятии. Выйдя из машины, Мелани услышала гул голосов — все что-то обсуждали. Но больше всего ее беспокоило настроение толпы. Люди пришли сюда сами, им тут, похоже, нравилось, и их интерес к такому опасному и совершенно необъяснимому явлению казался подозрительным.

За забором развалины построек анасази и ведущие к ним дорожки были ограждены желтой полицейской лентой. Откуда-то изнутри вдруг донесся низкий и прерывистый звук, похожий на гром, как будто недовольно рычала сама земля. Маккормак подошел к полицейскому в мундире, стоявшему рядом с лентой под мескитовым деревом и читавшему верхнюю страницу из вороха документов, скрепленных зажимом папки для бумаг.

— Рэнд, — поприветствовал его Маккормак.

— Профессор, — полицейский поднял голову.

— Как дела? Изменения есть?

— Нет.

— Карту уже составили?

— Если и составили, то мне не сказали. Сегодня я еще не видел Сабиана или Чанга.