И маленький скорчившийся Гавриил в густой траве, насквозь мокрые черные брюки на тощих ногах, ужасный оскал стальных челюстей, белое лицо, слюна на губах, тонкий визг умирающего животного. Его очки они так и не нашли. Вытащили старика вместе с капканом и железной цепью и осторожно перетащили через ворота сломанное кукольное тельце. В этот момент его вырвало прямо на руку Кайлу. Гавриил потерял сознание, а они решили, что он умер. Побросали сумки, которые Кайл еле дотащил через луг, в багажник. Дэна тоже вырвало в окно, они заблудились, Гавриил очнулся, стонал на каждой кочке. Капкан и переломанную кость прикрыли курткой Дэна. Они не знали, где найти больницу, врача или скорую, что делать и куда бежать, колотили в двери серых домиков в деревне, не смогли договориться с единственным человеком, который открыл им дверь. Дэн тихо сидел на дороге, а лысый мужик по-французски переговаривался с Гавриилом – тот дрожал на заднем сиденье, а лицо у него посерело. Потом они таскали инструменты и сдирали ржавые железные кандалы с маленькой ножки: в старой кроссовке хлюпала черная кровь.
– Скорая?
– Нет.
– Почему?
– Нет.
Безнадежные вопросы о дороге, крики Гавриила, поездка в больницу на ржавом «ситроене» – за рулем лысый француз, который не говорит по-английски, целая вечность езды под темным небом и еще одна вечность под совершенно черным. Это когда-нибудь, вообще, кончится? Куда он их везет?
А потом больница, желтые и зеленые огни, и Дэн начинает бессвязно успокаивать Гавриила:
– Больница. Держитесь. Почти доехали. Все будет хорошо. Мы уже здесь.
Кайл вздохнул и обнял себя за плечи. Налил рома и выпил одним глотком, как воду. Дыхание перехватило, вкус Рождества и Кариб наполнил теплом все тело.
– Дэн, доедай пиццу.
– Смотреть на нее не хочу, – Дэн закрыл глаза и застонал, – я не знал, что делать. Тащить ли его в машину. Ключи были у тебя. И… я подумал, что там везде капканы. Я не мог двинуться. Просто продолжал тебя звать.
– Я вообще ничего не слышал. Почему? Должен был услышать.
В больнице врач и француз из деревни долго разговаривали на повышенных тонах. Кайл с Дэном не знали ни слова по-французски. Зато у них был целый мини-вэн, полный оборудования и залитый кровью.
Кайл помнил свое облегчение при словах о том, что Гавриил останется жив: бесстрастные слова чернокожей медсестры на ломаном английском.
– Но нога. Резать. Вот… – Врач выразительно провел ребром ладони по собственному колену: – Ампутация.
Что же случилось с маленькой ногой в белой кроссовке, думал Кайл, чувствовал, как от ужаса его охватывает холодное оцепенение. А потом они с Дэном ждали в больнице еще три часа, все в крови, умирая от голода и страха. Выбравшись на парковку, Кайл, вымотанный и злой, позвонил Максу. Тот очень долго не реагировал на крики Кайла о «чертовых капканах, через которые нам пришлось пробираться по вашей милости!»
Наконец он сказал тихо и устало:
– Там нет никакой тропинки, идиот!