А она не объявится, в этом детектив был уверен. Ее необходимо найти. Он надеялся, что и ее, и Тину обнаружат живыми и здоровыми.
Роубак прошел по комнате, поставил на свой стол одноразовый стаканчик со сладким черным кофе, просмотрел список действий, предпринятых сегодня пятью другими членами команды. По-прежнему никаких новостей. Стаканчик протекал, струйка кофе сочилась на столешницу, он поймал ее пальцем, сунул палец в рот. Вкусный кофе. Саймон полистал страницы отчета, прикоснулся к одной из клавиш компьютера, чтобы экран ожил, и вскоре вместо геометрических фигур на дисплее появился список пропавших в течение последних пяти лет женщин одной возрастной категории с Тиной и Амандой. Его выдала национальная система регистрации преступлений «ХОЛМС». Никаких параллелей с другими делами не просматривалось.
Саймон еще раз прослушал на мобильнике оставленное Майклом Теннентом сообщение, потом зашел в почту и попытался открыть фотографию Гоуэла, которую прислал ему психиатр.
Ничего не получилось.
Он обругал свой компьютер. Единственным человеком, который умел управляться с этой проклятой машиной, был системный администратор; завтра утром нужно будет первым делом его вызвать.
А пока Роубак решил заняться тем, ради чего и вернулся этим вечером на работу. Он подошел к стоявшим у стены картонным коробкам: в них лежали папки, изъятые из кабинета Тины Маккей. Внимательно изучил ярлыки, нашел две коробки, которые ему требовались. На одной из них значилось: «ОТКАЗЫ, ЯНВ.-ДЕК. 96», а на другой – «ОТКАЗЫ, ЯНВ.-ИЮЛЬ 97». Он перенес обе коробки к себе на стол. Неделю назад секретарь Тины Маккей сказала ему, что они получают около сотни рукописей в неделю; это означало, что в коробках около восьми тысяч писем, которые нужно просмотреть.
Ему бы не помешала сейчас еще пара рук (и глаз), и Саймон прикинул, не вызвать ли кого-нибудь на подмогу, но отказался от этой мысли. Ребята сильно устали, и завтра они будут работать лучше, если отдохнут. Разумеется, это относилось и к нему тоже, но выбора не было. Несколько дней назад он уже просматривал эти письма – обе коробки. И определенно встречал фамилию Ламарк. Хотя, возможно, это так называемый феномен ложной памяти.
Детектив потянулся за кофе, и тут зазвонил телефон. Он снял трубку:
– Саймон Роубак.
Ошиблись номером. Кто-то хотел вызвать такси.
«Ну что ж, приступим».
Письма были связаны в пачки по сто штук. Он закончил просматривать первую, положил ее на пол, взял вторую. Ничего. И в третьей тоже. Мимо пролетел мотылек. Под потолком роились черные мошки. Над ухом у Саймона зажужжал комар, он безуспешно попытался прихлопнуть его. С улицы доносился шум проезжающих машин.
Роубак позвонил Брайони, предупредил, что задерживается на работе; она ответила, что будет его ждать. Он посоветовал невесте ложиться, потому что и сам толком не знает, когда вернется, после чего добавил, что любит ее больше всего на свете. И это было чистой правдой. Потом Саймон повесил трубку и сосредоточился на письмах.
Это было невеселое чтение. Письма несли плохие новости, большинство из них представляли собой откровенные, прямолинейные отказы, убивавшие всякую надежду.
Месяцы, годы, может быть, целая жизнь работы коту под хвост – все перечеркнуто несколькими строчками. Восемь тысяч потенциальных подозреваемых. Их число удвоится, если копнуть еще глубже – на полтора года назад. Допросить всех просто нереально.
Но вот если свести всю эту кучу к одному-единственному письму, тогда другое дело.