Она почувствовала шум в ушах и страшную сухость во рту. Перед глазами все поплыло, руки и ноги ослабли, как растаявшее на солнце желе. В последнем усилии устоять на ногах Жанна попыталась схватиться за что-нибудь, но вокруг образовалась пустота. Девушка рухнула на пол и еще несколько секунд наблюдала, как проходят мимо нее люди; как чье-то лицо рядом шевелит губами. Но это было уже немое кино, в котором она ничего не понимала.
Вскоре она и вовсе перестала что-либо чувствовать; сознание сделалось похожим на куски разрезанной кинопленки. То она видела перед собой смеющееся лицо Инны – вместе они сидят в институте на лекциях и переглядываются со знакомым мальчиком; то возникали вокруг белые стены какой-то комнаты, и она чувствовала на коже обжигающий свет лампы. То вдруг оказывалась дома, на родительской кухне, – ела яблочный пирог, приготовленный мамой, раскачиваясь на стуле.
«Не наклоняй, держи ровно!» – говорила ей мама, но Жанна не успевала понять, чего именно от нее хотят, потому что откуда-то из черноты появлялось чье-то лицо, расплываясь таким мутным пятном, что невозможно было определить даже – мужчине оно принадлежит или женщине.
Все вертелось и прыгало, и тошнота подступала от этой круговерти, как на американских горках.
– Приходит в себя. Нужен еще укол, – слышала она будто сквозь вату. Но тут же начинала сомневаться: действительно ли она слышит этот густой мощный голос или он ей мерещится?
– Добавьте два кубика. И сразу препарат Б-13…
«Какая-то ахинея. При чем тут кубики?» – хотела спросить Жанна, но голоса не было и губы не слушались. Это ее не напугало. Услышав о кубиках, она вспомнила, как они вместе с Инной и другими ребятами строили домики из конструктора в детском саду. «Я в домике, я в домике», – вспомнила она, обрадовалась… и заснула.
А когда проснулась, уже ничего не помнила о своей предыдущей жизни.
Ее дело было – держать брезентовую спортивную сумку, пока тетя Таня везет инвалидную коляску по вагонам. «Ты, Катенька, племянница дорогая, инвалид – видишь, у тебя ножек нет. Тебе нужны протезы, а кто нам их даст? Надо работать, людей просить… Вот люди дадут нам денежек, мы и протезы тебе купим», – втолковывала ей «тетя».
«Катя» кивала и сидела в инвалидной коляске смирно, со скорбным лицом, поджимая под себя ноющие от боли культи. Зябко кутаясь в драненький плед, она улыбалась пассажирам. Особенно тем, к кому чувствовала благодарность, кто кидал в ее сумку бумажные купюры. Потому что за мелочь – металлические деньги – тетя Таня ее наказывала, не давая кушать…
Когда спустя два года какая-то девушка внезапно бросилась к ней в электричке, крича: «Жанка! Это ты? Что с тобой сделали? Ты меня не узнаешь? Я же Инка!» – она страшно перепугалась и не хотела разговаривать с этой странной незнакомкой. Только отворачивалась и лепетала: «Я в домике! Я в домике!»
Тетя Таня убежала, бросив ее на произвол судьбы, а незнакомка все плакала и плакала, обещая отвезти ее к каким-то родителям, которые на самом-то деле давно умерли.
Ей было очень страшно.
Каждый год в Москве исчезают тысячи людей, и судьба сотен из них остается неизвестной. Кто знает – сколько этих пропавших испытали на себе укол зловещего шприца с одурманивающим препаратом!.. Действуя выборочно и тайно, под прикрытием толпы, кто-то продолжает лишать людей памяти, жизни, семьи, будущего, свободы. Страшно подумать, но это бизнес.
Ничего… личного.
Закон жанра
Обычно люди не осознают, как легко, заступив за край повседневности, попасть в гибельную зону, в которой ВОЗМОЖНО ВСЕ. Колея, которую человек протаптывает на своем жизненном пути, дарит ему ложное чувство ясности, как будто сама по себе она способна придавать устойчивости.
Но это не так.
И ведь какая малость, какой пустяк может обрушить человеческую жизнь, изменив однажды ее плавное течение, – поразительно!
Андрея Львовича Ковалева укусил собственный кот.