– Что она делала?
– Она была медсестра, – сказала Эви с каменным лицом; Вуди совсем не надо знать все. – Это все, что у меня есть.
– Надо понимать, если я хочу знать больше, мне придется спросить Сэма…
– Нет! – Эви схватила его за руку. – Сэму ты говорить не должен. C ним припадок сделается, если он узнает о нашем разговоре. Это все строго конфиденциально, Вуди. Я просто хочу помочь ему разузнать, что случилось с его матерью.
Его медленная улыбка ей совсем не понравилась.
– А, молодые чувства. Ладно. Как звали вашу миссис Ллойд?
– Мириам. Мириам Любович. Потом они успели поменять фамилию на Ллойд, но я не знаю, когда.
Вуди, не поднимая головы, обжег ее взглядом.
– Так Сэм еврей?
– Как и Аль Джолсон[38], – она выдержала его взгляд, даже не моргнув.
Вуди пожал плечами.
– Я-то против евреев ничего не имею. Но не все придерживаются таких взглядов – твой мистер Филипс, например. Это так, дружеское предупреждение. Ладно, посмотрим, что мне удастся накопать. Но копать, учти, придется много.
Он откашлялся, многозначительно посмотрел на доллар и замолчал.
– Крысы ведь этим и занимаются – копают? – с ходу дала сдачи она, потом порылась в сумочке и протянула ему еще доллар. – Это все, что у меня есть.
– Мой букмекер выражает вам благодарность, мисс О’Нил. Еще одно. Что там произошло в Ноулз-Энде с Хоббсом?
– Я еще тогда рассказала газетчикам всю правду. Эти новости давно простыли, – сказала Эви, гоняя по тарелке остаток яблочного пирога.
– Правду, только правду и ничего, кроме правды, за исключением правды частичной. Слушай, у меня такое забавное чувство, что ты далеко не все рассказала про те события.
– И чего же я, например, не рассказала?
– Ну, скажем, что Джон Хоббс не был человеком.
Эви уже успела пожалеть о своем решении. Таким, как Т.С. Вудхауз, только мизинчик протяни – они тебе руку по плечо отхватят.