– Нет, – сказала она, – я погуляю.
Она захватила ключи от машины, сделала два шага к двери и обернулась.
– Он лгал, – сказала она. – Вы думали, он просто заблудился, а он лгал. А мы ему верили.
– Знаю, – сказал я. – Но он об этом жалеет. Не говорит, но я вижу по нему. Он не для того это сделал, чтобы людям, которых он любит, было больно.
– Зачем же тогда? – спросила она, словно отвечала дурачку, и вышла.
Я постоял молча, слушая жужжание вентилятора.
– Она ошибается, – сказала Бонни. – Он был добрый мальчик.
Я смотрел на нее. Чего люди не понимают насчет химиотерапии: похожим на инопланетянина вас делает не потеря волос, а выпадение бровей и ресниц. Без них лицо становится не совсем человеческим. Некоторые, особенно женщины, рисуют брови косметическим карандашом, но Бонни оставила свое лицо как есть. Это выдавало человека, отринувшего суетность и принявшего путь, которым легла жизнь.
– Спасибо, – сказал я, садясь. – Давно никто не говорил о моем сыне ничего хорошего.
Она помешала чай.
– Кора винит себя за то, что Дэниел здесь побывал, – объяснила она. – Считает, что подставила нас ему, словно привела в дом гриппозного.
– Вы говорили, он однажды просто появился на пороге, – вспомнил я.
Бонни кивнула.
– Мы думали, он заблудился, городской мальчик хочет спросить дорогу. Но он сказал Тэду, что ищет работу, и еще сказал, что знаком с Корой. Задним числом я понимаю, что не так уж умно было принять его в доме – странного мальчика из чужих краев, но тогда это казалось просто по-божески.
– Я даже не знал, что он бросил учебу, – признался я. – Недели три не знал, пока декан не позвонил спросить, почему Дэнни не ходит на занятия.
– Мы молились, чтобы Кора не превратилась в такого ужасного подростка, о каких всюду пишут. Нам повезло.
– Нет, – поправил я. – Вы ее правильно воспитали. Мы с матерью Дэниела развелись, когда он был маленьким. Он в детстве летал от нее ко мне и обратно, как теннисный мячик. Тогда я не думал, что ему от этого плохо, но, как видно…
Она закашлялась в платок. С каждым кашлем к ее щекам возвращался румянец, но это было ненадолго.
– С детьми никогда не угадаешь, – сказала она. – Мой отец колотил меня и брата. Тогда так полагалось. Было обычным делом. Заговорил без спросу – получай ремня. Загулял допоздна – получай ремня. Мне никогда не казалось, что мне это повредило.
– Он был хорошим работником? – спросил я. – Мой сын?