– Послушайте, нельзя вчитывать все это в одну-единственную жемчужину. Это ничего не доказывает.
– Сами посудите, – терпеливо говорит он. – Как Монкфорд заполучил ожерелье, чтобы подарить его вам? Для этого ему нужно было быть там, когда оно порвалось. Но он понимал, что если жемчужины будут рассыпаны по полу, то будет ясно, что была борьба, а не самоубийство и не несчастный случай. Поэтому перед уходом он их все собрал – кроме той, что вы нашли.
– Но ведь она погибла не в ванной, – возражаю я. – Ее нашли у подножия лестницы.
– От ванной до лестницы всего несколько шагов. Он легко мог притащить ее туда и сбросить.
Я ни секунды не верю перегруженному предположению Саймона, но все равно не могу не признать, что жемчужина может оказаться уликой.
– Хорошо. Я свяжусь с Джеймсом Кларком – я знаю, что по средам он приезжает в город. Если хотите, приходите тоже. Услышите, как он опровергнет вашу гипотезу.
– Джейн… если хотите, я переберусь к вам на Фолгейт-стрит на несколько дней. – У меня, наверное, удивленный вид, поскольку он добавляет: – Я предлагал Эмме, но она не захотела, и я не стал давить. Вечно буду жалеть, что не проявил настойчивости. Будь я там тогда… – Его слова повисают в воздухе.
– Спасибо, Саймон. Но мы ведь даже не знаем наверняка, что Эмма была убита.
– Все улики до последней указывают на Монкфорда и ни на кого больше. Вы отказываетесь это признать по личным причинам. И мне кажется, нам обоим известно, по каким. – Его взгляд опускается на мой живот. Я краснею.
– А
Он улыбается, немного печально. – Понятное дело. Вы нарушили самое главное правило. Вспомните, что случилось с котенком.
Я все выщипала, выбрила, удалила и заголила. Наконец я надеваю жемчужное ожерелье; оно охватывает мое горло, словно пальцы возлюбленного. Мое сердце поет. Меня окатывают волны предвкушения.
До его прихода еще час. Я наливаю большой бокал вина и почти весь выпиваю. Потом, не снимая ожерелья, иду в ванную.
Снизу доносится какой-то звук. Опознать его трудно, но это может быть скрип ботинка. Я останавливаюсь.
Ау! Кто здесь?
Ответа нет. Я беру полотенце и выхожу к лестнице. Эдвард?
Тишина тянется, плотная и какая-то осмысленная. Волосы у меня на затылке шевелятся. Ау! снова говорю я.
На цыпочках я спускаюсь до середины лестницы. Оттуда виден каждый угол дома. Никого нет.
Разве что кто-то стоит прямо подо мной, скрытый каменными плитами. Я разворачиваюсь и медленно иду обратно, вглядываясь в щели между ними.
Никого.