Предшественница

Голова у меня идет кругом, я сажусь и читаю его дважды, пытаясь понять медицинский язык. Оно начинается с краткого очерка моей беременности. Отмечен день, когда – за неделю до того, как врачи заподозрили неладное, – я почувствовала боль в спине и пришла в роддом на осмотр. У меня взяли анализы, послушали сердце ребенка и отправили меня домой – принять горячую ванну. После этого Изабель стала пинаться активнее, и я успокоилась. В письме ясно говорится, что были приняты адекватные меры, включая оценку высоты дна матки в соответствии с рекомендациями НИЗСМП[6]. Далее – описание моего следующего визита, когда стало понятно, что сердце Изабель остановилось. И, наконец, собственно результаты вскрытия. Множество цифр, которые мне ни о чем не говорят: количество тромбоцитов и прочий анализ крови, за которым следуют примечания:

Печень – в норме.

При мысли о том, как какой-то патологоанатом спокойно извлекает ее крохотную печень, у меня сдавливает горло. Но это еще не все.

Почки – в норме.

Легкие – в норме.

Сердце – в норме.

Я перескакиваю к резюме:

На данном этапе невозможно поставить точный диагноз, однако признаки плацентарного тромбоза могут указывать на частичное отслоение плаценты (abruptio placentae), приведшее к смерти из-за удушья.

Abruptio placentae. Звучит, как заклинание из «Гарри Поттера», а не как причина смерти моей девочки. Имя доктора Гиффорда внизу страницы расплывается: мои глаза наполняются слезами, и я снова начинаю плакать – громким, захлебывающимся, сопливым рыданием, которое не могу остановить. Это для меня слишком, к тому же большинства слов я не понимаю. Потом я вспоминаю, что Тесса, женщина, с которой я делю стол в офисе, раньше работала акушеркой. Я решаю взять письмо на работу, чтобы она мне его разъяснила.

Тесса внимательно читает письмо, время от времени озабоченно на меня поглядывая. Она, разумеется, знает, что мой ребенок родился мертвым: многие из работниц фонда оказались здесь по схожим причинам.

– Ты понимаешь, что это значит? – спрашивает она наконец. Я качаю головой.

– В общем, abruptio placentae – это разрыв плаценты. По сути, тут говорится, что плод перестал получать питательные вещества и кислород до того, как ты обратилась к врачам.

– Как мило с их стороны выражаться понятным языком.

– Да уж. Возможно, это неспроста.

Что-то в ее тоне заставляет меня насторожиться. Хмурясь, она перечитывает письмо.

– Когда ты пришла с болью в спине, – медленно говорит она, – что конкретно происходило?

– Так. – Я припоминаю. – Они, понятное дело, решили, что я перенервничала: первая беременность и все такое. Но они были очень милы. Я, правда, не помню, чтобы мне делали анализы, о которых тут говорится…

– Измерение высоты стояния дна матки на врачебном языке означает измерение живота мерной лентой, – перебивает она. – Да, Институт здравоохранения рекомендует проводить его при каждом дородовом посещении врача, но отслоения плаценты оно никак не покажет. На кардиотахографе тебя проверяли?

– Сердце ребенка? Да, медсестра его послушала.

– Кому она показала результаты?