Фестиваль

Ни одного жителя не осталось, кто бы в эти минуты не наблюдал все это великолепие или не наливал пенящееся шампанское в пластмассовые стаканчики или бы не сотрясал кости в рок-н-ролльном угаре.

— На следующий раз неплохо бы пригласить исполнителей поизвестнее, — поделился своими соображениями заместитель по общим вопросам Минский. Он уже еле-еле ворочал языком. — Хулио Иглесиаса, Металлику…

— Вы поклонник Иглесиаса? — оживилась Надежда Николаевна, курирующая размещение гостей. Ее тело, еще в молодости заплывшее овощебазным жирком каким-то образом вместилось в платье от «Версачи». — Вы знаете, я от него без ума. Такой умница…

— Нет, но… Она бесцеремонно прервала его.

— Особенно вот эта его песня, — и она затянула, — но — о-о-стал-жи. При отсутствии какого-либо голоса, общее настроение песни Надежда Николаевна передала с блеском.

Минский краем глаза заметил, что бокал у ней уже опустел и поспешил наполнить его шампанским.

— Спасибо, — проворковала она, уверенная в произведенном впечатлении. Знаете, Анатолий Степанович, когда я работала в магазине, был у нас там парень один… ух, заводила! Красивый, высокий… грузчиком работал, а какой голос! Заслушаешься… Иглесиас в лучшие времена так не пел. И что вы думаете, говорю ему, Лешка, тебе петь надо, а не ящики с водкой таскать… А он, скромный такой, только и кивал, беда у него в жизни случилась, с судимостью, кому он нужен… а теперь — певец. Известный на всю страну певец. По телевизору его частенько показывают… Вспомнил бы Надьку… есть за что… Они вызывающе глянула на Минского, но тот быстро нашелся.

— Да что вы говорите! А я и не знал… Между прочим, у Иглесиаса тоже жизнь не малина. Всяко бывает. — Он немного помолчал, осушая рюмку коньяка и спросил: — У вас спутниковая антенна есть?

— Ну естественно…

— Нас по Си-эн-эн завтра покажут. Видите во-он ту камеру? В программе «Лучшие фестивали мира».

Надежда Николаевна была заинтригована.

— Откуда вы знаете?

— Я сам этим занимался. Оператора Стэн зовут. А их начальника Роджер.

— Если хотите, познакомлю.

— Конечно, конечно, — она не верила, что вот так в одночасье вдруг прославится. — Обязательно надо… — Ей не терпелось прямо сейчас встать и пойти туда, но правила приличия удержали ее на месте.

Присутствовавшие уже прилично захмелели и разговор шел довольно развязный. Светский.

На сцену выщло четыре молодых гитариста в черных костюмах. Их черные, отделанные серебром гитары выглядели необычайно красиво. Короткие волосы, грубоватые черты лица и легкая небритость создавали вокруг них атмосферу мужественности и сексуальности. Никитина смотрела на них не отрываясь. Они заиграли вероятно какой-то свой концерт, и великолепно заиграли. Сначала их пальцы били по струнам так быстро, что казалось, музыка вот-вот выплеснется из гитар и ринется танцевать по головам народа. Жесткий и немного странный мотив не давал времени подумать, он звал к подвигам, к свершениям. Затем мелодия плавно перетекла в медленную композицию, плавную и умирающую, как осенний дождь. А завершилось все бешеным, буйным натиском сумасшедшего урагана, сметающего все на своем пути, не желающего знать и видеть, что происходит внизу, на земле. Толпа бесновалась, хором выкрикивая нечеловеческие звуки. Никитина завороженно смотрела на гитаристов. Ни один мускул не пошевелился на ее лице. Все девчонки Калининграда теперь будут долго вспоминать это выступление. И не только девчонки. Кто-то тронул ее за плечо. Вздрогнув, она отвернулась от сцены.

— Пьем за доблестную милицию, — шепнула ей Анжелика. Никитина подняла бокал. За милицию выпить надо. Она вспомнила седую голову Литвинова. Теперь то он точно раскается в своих словах. Жалко, конечно, что его здесь нет, ну ничего, по телевизору покажут.

— Анжела, а почему Литвинова не пригласили?

— Ну как же, Наталья Александровна, я ему личное приглашение послала, звонила несколько раз. Отнекивается…