Потом Сэм увидела фотографию внизу, улыбающееся лицо несчастной жертвы.
Казалось, что эта женщина улыбалась только ей одной и никому другому. Словно бы их обеих связывала какая-то общая тайна.
Сэм качнуло, она налетела на киоскера, от которого пахло мокрой мешковиной, извинилась, судорожно ухватилась за стенд и, онемев от потрясения, снова вгляделась в фотографию.
«Нет, только не это. Пожалуйста, пусть все окажется просто сном».
Сэм медленно побрела назад, плача от горя, беспомощности, стыда, чувства вины. Да, вины, вины!
«Трусиха несчастная! Ведь ты могла бы ее спасти! Могла бы ее спасти! Могла бы ее спасти!
Ее.
Ты говорила с ней всего за несколько минут до трагедии.
Нет, это невозможно. Такое просто не могло случиться. Это, наверное…»
Сэм, не разбирая дороги, вошла в дверь офиса и столкнулась с Драммондом, который как раз выходил. Курьер спешил. Коробка, которую он нес, с резким стуком упала на землю и отлетела к водосточной канаве.
– Извините, – сказала она. – Бога ради, простите.
Она прошла мимо восковой скульптуры Кена – руку уже приделали обратно, хотя и под немного странным углом, – в свой кабинет. Снова уселась за стол, положила на него влажную газету и уставилась на фотографию.
Тридцатисемилетняя мать маленького ребенка была зверски изнасилована и убита вчера вечером на станции метро «Хэмпстед».
Таня Джейкобсон, психотерапевт, найдена мертвой в котельной, расположенной на середине спуска на самую глубокую станцию лондонского метро. Тело обнаружил в начале одиннадцатого вечера местный электрик. Кассир Джон Баркер заявил, что заблаговременно предупредил миссис Джейкобсон о том, что лифты не работают, а лестница очень длинная.
Сэм подняла голову, увидела, что Клер смотрит на нее, и мрачно пояснила:
– Я знаю убитую женщину. Я видела ее как раз… перед тем… перед тем, как ее… Я ездила на…
Темная комната. Содранные трусики. Руки насильника на шее. Вонь лука.
«Скажи, что любишь меня. Сука. Тварь».
«Нет. Пожалуйста, не надо. Не убивайте меня. Пожалуйста, не убивайте… у меня ребенок… пощадите…»