Трейси неловко вертелась в кресле, в ужасе от того, что может обмочиться.
Она не знала, сколько времени прошло после того, как он зашел в комнату в последний раз и нежно обмыл ее. И не представляла, что еще ждет ее впереди.
Ей казалось, что она то погружается в небытие, то вновь приходит в себя. Время от времени перед ее внутренним взором появлялось лицо матери. Всегда улыбающееся и приветливое.
Трейси почувствовала сожаление, которое привело к физической боли где-то в районе грудной клетки. Ведь это она позволила чужаку разрушить связь между собой и матерью.
Она никогда не любила своего отчима, а он – ее. Трейси не была уверена, кто из них первый позволил этому чувству вырваться наружу. Они просто переносили друг друга ради матери.
Когда ей было пять лет, умер ее настоящий отец, и после этого они с мамой стали еще ближе друг к другу. Они все делали вместе. Трейси никогда не испытывала никаких неудобств от того, что в детстве у нее не было друзей, ведь мать окутывала ее своим теплом и любовью. Она никогда не чувствовала, что ей чего-то не хватает. Ее мама встречала ее каждый раз, когда забияки гнались за ней через школьные ворота для того только, чтобы посмотреть, как она хромает на бегу. Мама гладила ее по голове, осушала ее слезы и говорила, что все будет хорошо. И Трейси ей верила.
До тех пор, пока не появился Терри.
Мать считала его героем, потому что он согласился на ребенка, который не был ему родным. Но Терри ни на что не соглашался. Трейси могла бы много чего рассказать о нем матери и не в последнюю очередь о том, как он ее обзывал, когда хозяйки не было дома.
Все началось уже через две недели после его переезда.
– Сделай-ка мне чашечку кофе, Пегги, – сказал он и громко засмеялся.
Трейси ничего не поняла. Кто такая эта Пегги?
– А это сокращенное от «деревянная нога»[85], – пояснил он и снова расхохотался.
От унижения у нее покраснели щеки и перехватило дыхание, и она захромала на кухню.
Терри умудрился принести в ее дом, в место, где она чувствовала себя в безопасности, понятие о ее уродстве, – и с этим ничего нельзя было поделать.
Так он и называл ее «Пегги», как только мать уходила из дому.
Постепенно Трейси стала все меньше времени проводить с ними, направляясь к себе наверх сразу же после школы и держа все издевки и унижения дня при себе. Просто говорила им, что у нее всё в порядке.
А через три дня после того, как ей исполнилось шестнадцать, она стала жить одна.
Трейси знала, что если б она сейчас решилась войти в дом своей матери, то та крепко обняла бы ее, как будто Трейси никуда и не уходила. Она не стала бы укорять ее за отсутствие. И никто не обвинял бы ее за те еженедельные телефонные звонки, которых никогда не было. Ее мать прижала бы ее к себе, показала бы ей свою любовь и, самое главное, простила бы.
А она поняла это слишком поздно.
Ее мать всегда любила ее, и Трейси это знала.
ebooksa