Катализатор

– Хейли, задержитесь.

Джейн остановилась и подождала, пока Гроттор рассмотрит внимательней.

Новая порция формул. «Обратный алгоритм кристаллизации» – так вроде бы охарактеризовал Серый те сочетания цифр и символов, которые неосознанно изобразила лейтенант в прошлый раз. Хотя за точность определения Гроттор не ручался. Он опознал отдельные значки из предыдущих формул, но коммандеру не хватало специальных знаний, чтобы оценить, насколько они важны и имеют ли вообще какую-либо ценность. Он отправит их Серому, а тот уже решит, что они собой представляют. Рисунок, который Хейли сделала рядом с формулами, ничуть не был похож на Обелиск, однако ниже располагался небольшой схематичный набросок артефакта, и Гроттор внезапно понял: прямоугольник, который он рассматривает, есть не что иное, как поперечный разрез Обелиска.

– Младший лейтенант Ортор, покиньте капитанский мостик, – приказал коммандер.

– Что? Но у меня нет головной боли.

– Сэр, – холодно произнес Гроттор.

– Что?

– «У меня нет головной боли, сэр». Понятно? А теперь выйдите. Это приказ.

С побагровевшим от едва сдерживаемого гнева лицом Ортор встал и быстро покинул мостик.

– А теперь – остальные. Все, кроме вас, лейтенант Хейли.

На несколько мгновений все члены экипажа застыли ошеломленные, но все же подчинились приказу, хотя некоторые, выходя, недовольно ворчали. Наконец коммандер остался наедине с Хейли.

Длительное молчание первой нарушила Джейн:

– Что я должна делать, сэр?

– Просто выполнять свое задание.

– Задание?

– Рисовать, – пояснил Гроттор. – Я хочу, чтобы вы сели в это кресло и рисовали. Рисовали до тех пор, пока не перестанете что-либо видеть, но и после этого вы должны продолжать рисовать.

Сбитая с толку Джейн села перед видеопланшетом и заработала стилусом. Почти сразу же стало ясно: что-то происходит. Она быстро впала в состояние, близкое к трансу, а то, что появлялось на экране планшета, не было похоже на предыдущие опыты: формулы и планы, схемы и модели. Это было странно и пугающе. Гроттор всегда знал, что Хейли особенная, но прежде не понимал, насколько особенная.

Она рисовала нескольких часов подряд, но постепенно движения руки замедлились, и на экране теперь возникали бессмысленные закорючки. Коммандер Гроттор остался доволен результатом. А главное – Серый также не будет разочарован.

24

Когда происходили импульсы, в голове возникали шумы, раздавались непонятные звуки. Продолжалось это довольно долго, даже когда видения начинали отступать, а если Иштван напрягал слух, он мог различить среди шумов голоса. Неотчетливые, едва слышные на фоне прочих звуков, но все же – настоящие голоса. Он был уверен в этом. Или почти уверен. И эти голоса, в отличие от тех, которые Иштван слышал прежде, не просто бессмысленно повторяли все, что говорил он. Ему теперь оставалось только научиться их слышать и понимать.

Он сидел на краю койки в камере, поставив ноги вместе, положив руки на колени, и слушал. Точно так же, еще будучи мальчишкой, он вечерами садился на кровати в их с Йенси комнате и отрешался от окружающего мира. Сейчас вокруг него было много обыденных звуков: шаги и голоса других заключенных, скрипы и шорохи – но эти звуки он учился не слышать, пытался полностью отстраниться от них и через несколько дней более или менее преуспел в этом. Кроме того, существовали еще звуки его собственного дыхания, биения сердца, а также шумы, испускаемые желудком и другими частями тела. В итоге он и их тоже перестал слышать – постепенно приглушал, пока не отключил совсем. Получалось очень медленно, и процедуру приходилось повторять всякий раз, когда он вот так садился на край койки, – но это было необходимо. Наконец, погрузившись в океан тишины, Иштван изо всех сил напрягал слух, чтобы не просто уловить шепчущие где-то вдали голоса, но и сосредоточить внимание на одном из них, выделить его из общего хора и начать разбирать слова.