– Почему же? – Она положила на стол штопор и поставила бутылку красного вина.
– Ну… я вообще сомневаюсь, что это дело полиции, – уклонился он от прямого ответа.
– Четыре женщины мертвы, еще десять могут умереть – и это не дело полиции? – Она затянулась сигаретой. – Послушай, компания нарушает все писаные правила. Они изменили состав лекарства, не пройдя ни одной из предписанных процедур. Господи, нет ни одного упоминания о проверке на животных токсичности препарата, нет обращения ни в Комитет по этике, ни в Комитет по выдаче СКИ…
– ски?
– Сертификат о клинических испытаниях.
– Ах… ну да, – пробормотал он.
– Все их действия – вопиющее нарушение Хельсинкской декларации. И не какое-то мелкое протокольное, а уголовное действие. Они приступили к четвертой фазе испытаний, даже не приступив к первой, второй и третьей фазам. Нет ни слова о том, что поступали отчеты в Агентство медицинского контроля. А также в Комитет по безопасности медицины. Ничего!
Коннор кивнул. Он отлично знал, что каждое новое или модифицированное лекарство должно пройти на грызунах тест на ядовитость, а порой – и на млекопитающих. Затем местный Комитет по этике проводит тесты первой фазы на небольшом количестве здоровых добровольцев. Если этот этап проходит успешно, можно начинать испытания второй фазы, в которых участвуют уже несколько сотен пациентов, и в их ходе выясняется эффективность и оптимальное дозирование лекарства. Третья фаза должна включать несколько тысяч добровольных пациентов, с помощью которых окончательно уточняется действие лекарства и меры безопасности.
Если препарат проходит третью фазу, то фирма смело может обращаться в Агентство медицинского контроля за лицензией на свой продукт в пределах Соединенного Королевства или в Управление по контролю за продуктами и лекарствами в США. Четвертая фаза должна начинаться лишь после получения лицензии от АМК: постмаркетинговая проверка включает в себя сотни врачей, которые, в свою очередь, держат под контролем тысячи пациентов, и длится она около года.
Успех является большой удачей. Только один из каждых отобранных десяти тысяч препаратов проходит процедуру получения лицензии; в норме это отнимает от десяти до пятнадцати лет, а стоимость разработки достигает ста миллионов фунтов, в которые обходится вывод нового лекарства на рынок. Цена неудачи просто чудовищна, так что уровень защиты против кого бы то ни было, кто покушается на секреты «Бендикс Шер», должен быть весьма высок. Монти оставалось только удивляться, почему компания такого размаха может позволить себе подобные номера, – ведь масса людей не может не знать о них.
– Коннор, но ведь в «Бендикс Шер» есть внутренние аудиторы, чтобы предотвращать такого рода вещи?
Он взял штопор и стал открывать бутылку, думая в это время о женщине, которая отвечала за связь с доктором Линдой Фармер. Когда речь заходила о «Матерноксе», она становилась холодна и неприступна. И теперь он понимал почему.
– Ты имеешь в виду тех, кто искренне заботится о благополучии общества, а не о том, чтобы выпускать горы рекламной чуши. Похоже, что единственная забота «Бендикс Шер» – держать информацию под запором.
Монти чувствовала крайнее изнеможение.
– Я все еще не понимаю, почему ты против обращения в полицию.
– Просто подумай немного и представь, что это может дать: да, четыре случая смерти – это немало, но в процентном соотношении с числом женщин, принимавших «Матернокс», и с ежегодным количеством смертей при родах четыре становятся еле различимой величиной. Не то что несущественной, но очень маленькой. – Наконец он раскурил свою сигарету. – Изменение формулы лекарства не обязательно носит преступный характер. Конечно, это неэтично, но, черт побери, прежде, чем получить в руки подлинное оружие, мы должны доподлинно выяснить, что же есть в этих капсулах.
– Но ведь мы, конечно же, можем передать полиции распечатку с твоего компьютера, что представляет собой «Досье Медичи»?
– А они покрутят ее и скажут, что этим должен заниматься Комитет по безопасности медицины.
– Ну и?.. Что нам мешает обратиться и в КБМ?
– А как насчет последствий, когда в полицию придет распечатка, которую я незаконно получил, взломав компьютер компании? Для начала – именно я совершил уголовное преступление! Если мы явимся в КБМ, меня вышвырнут пинком под зад – и ни одна фармацевтическая компания больше не примет меня на работу. Кроме того, есть и другая причина.