Роули укоризненно погрозил пальцем:
– Плохой мальчик. Выпивка строжайше verboten![7] Никто не имеет права даже входить в здание компании, если он меньше двадцати четырех часов назад употреблял алкоголь.
– Да этого не может быть! – возмутился Коннор.
– Если полиция мысли поймает вас, то вас выкинут. Раз и навсегда.
– Кто поймает?
Роули снова фыркнул:
– Так я их называю. Служба безопасности.
Коннор ничего не сказал.
– Хотите, чтобы я продолжил? У вас, конечно, будет машина – вы ее получите в понедельник. Машину должны были подготовить сегодня, но произошла какая-то заминка. Машину вы должны содержать в чистоте. Полиция мысли патрулирует автопарк. Если они видят грязную машину, принадлежащую штатному сотруднику, то увозят ее и возвращают только через неделю со счетом восемьдесят пять фунтов. Они вычитаются из зарплаты.
Коннор уставился на него:
– Надеюсь, вы не серьезно?
– Я совершенно серьезен. Если вы хотите иметь честь работать на «Бендикс Шер», вы играете по их правилам. Любой, кто работает на «БШ», знает, что ему в спину дышит длинная очередь желающих занять его место. Компания платит лучше всех других, у нее великолепнейшее оборудование и часть сотрудников – самые блистательные умы. Они планируют стать крупнейшей фармацевтической компанией в мире, к чему и шагают весьма успешно. Я встречал немало людей, которые жутко боялись этой компании.
– Сотрудники?
Роули сверху донизу обвел взглядом кухню.
– Ну, как сказать… Посторонние лица из сопутствующих областей промышленности. У «БШ» длинные щупальцы, и компания все время раскидывает их.
– У нее немало дочерних предприятий, не так ли?
– Трудно поверить, что и сколько ей принадлежит. Через пару лет она будет контролировать рынок детского питания во всем мире. Они владеют половиной фармацевтических компаний, торгующих патентованными лекарствами в этой стране, в Европе и в Штатах, и лихорадочно скупают по всему миру компании по производству дженериков[8].
– Я слышал, – сказал Коннор.
– А вы что-нибудь слышали об их розничных операциях? – спросил Роули, и у него слегка дрогнул голос.
– Розничных?