– Я не об этом, – перебивает Ник, наконец повернув голову в мою сторону. Глаза у него тусклые и какие-то пустые. – Ты обманула меня, заставив поверить, что Джейкоб
Так и есть. От его слов у меня сжимаются зубы, и я прикусываю щеку.
– Ты хоть представляешь, каково было Джейкобу услышать все это от Айзека – на лодке, посреди ночи? Я вот представляю, Сара. Мой мир перевернулся, полетел к чертям. Я измучен и сбит с толку, а виновата та, кого я вроде как должен любить больше всего на свете.
Рот наполняет металлический привкус крови. Зубы впиваются в мягкую плоть.
– Еще бы Джейкоб не спрыгнул. От такого захочешь убежать, будь ты хоть в ста километрах от берега.
Я гляжу на верхний уровень, на кровать Джейкоба, где его по-прежнему ждут матрас, одеяло и взбитые подушки. Простыня все еще хранит его запах.
– Это же наш мальчик, Сара. Наш мальчик. Как ты могла такое допустить?
Я уже на пределе и готова взорваться.
– Он вполне мог добраться до пляжа. Почему нет? Айзек говорит, стоял штиль, течение было слабым. Джейкоб отлично плавает.
– На его месте я бы засомневался, стоит ли вообще куда-то плыть.
– Господи, Ник! Перестань, прошу тебя!
– Сара, прошло восемь дней, восемь гребаных дней! Где же он, по-твоему? Почему Джейкоба никто даже не видел?
– Может, он не захотел возвращаться домой и убежал. Ему нужно время. Все будет хорошо, Ник. Все будет хорошо.
Ник смотрит на меня, словно я ему совсем чужая.
– Хорошо уже никогда не будет.
Проходит час, а может, и два. Мы то говорим, то молчим. Я то и дело ставлю чайник на огонь. Аппетита нет. Я думала, Ник захочет уйти, но он остается. Задает вопросы. Тихо плачет, сжав пальцами переносицу. Просит позвонить констеблям. Я рассказываю все Эвансу, а Ник слушает, крепко вцепившись руками в стул, на котором сидит.
Я переодеваюсь в джинсы. Чищу зубы. Выпиваю бокал вина. Ничего не помогает.
– Ты собиралась когда-нибудь сказать мне про Айзека? – спрашивает Ник уже днем. Глаза у него покраснели и немного опухли.
– Нет, вряд ли.
– Почему?