Как ты смеешь

Эмили. Она зовет меня.

– Что? – кричу я. – Что тебе, Ройс?

Медленно, прихрамывая, она спускается с трибун, волоча негнущуюся ногу.

Мне даже в голову не приходит подняться по ступеням и встретиться с ней на середине.

– Эдди, – запыхавшись, говорит она. – А ведь я никогда раньше нас не видела.

– Как это не видела?

– Наши станты. Оттуда, с трибун. Никогда не видела.

– О чем это ты? – чувствую, как в груди у меня что-то шевелится.

– Ты когда-нибудь задумывалась? О том, что мы делаем? – спрашивает она, крепко держась за поручни.

И сбивчиво, тоненьким голоском начинает рассказывать о том, как мы стоим друг на друге, словно зубочистки, коктейльные соломинки, легкие, как перышки, невесомые, гибкие. Наш ум сосредоточен, нетерпелив и одержим лишь одним. Вся эта конструкция оживает лишь благодаря нашим телам, возвышающимся друг над другом, скрепленным друг с другом, а потом…

Пирамиду нельзя воспринимать как неподвижный объект. Пирамида – живой организм… Она неподвижна лишь тогда, когда вы велите ей быть неподвижной. Когда ваши тела становятся единым целым. А потом… вы рассыпаетесь.

– Я даже глаза закрыла, – продолжает она. – Не могла смотреть. Я никогда не понимала, чем мы на самом деле занимаемся. Никогда не задумывалась об этом, потому что сама это делала. А теперь понимаю.

Я ее совсем не слушаю. Ее голос срывается на писк, но я не слышу ее. Вот что случается с теми, кто месяц провел на больничном, месяц просидел без тренировок.

Я лишь без жалости смотрю в ее небесно-голубые глаза.

– Со стороны кажется, будто вы все пытаетесь друг друга угробить. И себя в том числе, – произносит она, разевая от страха рот.

Я смотрю на нее, сложив руки на груди.

– Ты никогда не была одной из нас, – отвечаю я.

Глава 28

Субботний вечер

Проезжая мимо полицейского участка, вижу у входа машину Мэтта Френча. Час спустя она все еще там.

Тренер была там той ночью – Прайн ее слышал. Значит, она лжет. Значит, она была рядом, когда с Уиллом случилось…