– А почему нет? – отвечает она с хрипотцой, волосы занавешивают лицо. – Почему нет, Эдди? Почему?
Мне кажется, она сейчас заплачет. В каком-то смысле она уже плачет.
Глава 14
У малышки Кейтлин пухлое личико, губки-вишенки, покатый лоб с прилипшими к нему волосенками.
Я сижу на диване в доме тренерши и смотрю, как девочка топчется среди разбросанных по комнате игрушек. Розовый пластик и желтый плюш под слоем блесток – типичный девчачий набор. Она аккуратно переступает через пони с фиолетовыми гривами, балетные пачки из органзы, большеглазых кукол. Глаза у них почти такие же пустые, как у Кейтлин, которая и сама похожа на большую ходячую куклу с негнущимися руками и ногами. В моем детстве такие были только у девочек из богатых семей. Мы нарочно опрокидывали их, или заставляли шагать к краю бассейна, или к лестнице в подвал. Если бы знали – составили бы их в пирамиду, просто чтобы посмотреть, как они будут падать.
– Я знаю, знаю. Прошу, пожалуйста… послушай меня, милый. Послушай внимательно.
В темной столовой тренерша говорит по телефону; пальцы теребят подвеску низко висящей люстры, вращают ее, крутят, пока я не слышу неприятный хруст.
Вот уже несколько часов подряд она заламывает руки, сидит, вдавливая большой палец в центр ладони, чуть ли не скрежещет зубами. Глаза не отрываются от сотового. Ей постоянно чудится, что он вибрирует. Она хватает его, чуть ли не трясет; умоляет, чтобы он ожил. Мы не можем даже нормально закончить разговор. Мы собирались отработать прыжки с кувырками, но куда там. Все ее обещания насмарку.
Наконец, она сдается, выходит в другую комнату, и я слышу, как она поспешно высоким голосом говорит:
Кейтлин ставит свои пластилиновые ножки на мои ступни, кладет мне на колени резиновые ладошки и толкает. Мне хочется сбежать. Тут все такое липкое и унылое, что я физически ощущаю, как воздух застревает в горле. Впервые с тех пор, как тренер стала приглашать меня к себе, я жалею, что не пошла с Рири домой к ее новому парню. Сидела бы сейчас с ними на заднем дворе, пила бы виски с имбирным элем и бросала крокетные мячики по склону лужайки.
Внезапно тренер врывается в гостиную, в высоко поднятой руке она сжимает, как трофей, свой телефон. Я ощущаю нервозность, что так и хлещет из нее во все стороны.
Я ее не узнаю.
– Эдди, сделаешь кое-что для меня? – спрашивает она и теребит браслет на запястье. Зеркальный амулет слепит мне глаза. – Всего один раз?
Она опускается передо мной на колени, как будто хочет сделать мне предложение.
У нее такой кроткий и умоляющий вид, что я сразу понимаю, что она чувствует, и ее эмоции передаются мне.
– Да, – с улыбкой отвечаю я. – Да, конечно. Да, –
– Это недолго, – говорит она. – Совсем чуть-чуть.
Уиллу сейчас тяжело, объясняет она. Сегодня третья годовщина смерти его жены.
Мои ноги дрожат, как тогда, на Лэнверс Пик. Меня переполняет ощущение причастности к чему-то важному. Прыгай, прыгай – как высоко, тренер? Только скажите, как высоко, и я прыгну.
Уилл приезжает сам не свой – помятый и как будто промокший до костей. От него разит пивом и потом. Под мышкой упаковка из шести пивных бутылок. Он на минутку зарывается лицом в волосы Колетт, а я делаю вид, что смотрю в окно.