– Это невозможно, – говорит он, но я замечаю проблеск чувства вины на его лице, и теперь я точно знаю, что я права, что он это сделал. – Невозможно. Что за хрень?.. Я хочу сказать, с чего бы я…
– Ты сказал это. Я слышала.
Я распахиваю дверь с такой силой, что вся машина трясется, но меня больше не заботит, что я могу кого-то разбудить.
Он не любит меня. Он никогда меня не любил. Он всегда любил
Я просто была утешительным призом.
– Подожди. Серьезно. Остановись. Подожди.
Теперь он вышел из машины и пытается перехватить меня, пока я не добралась до двери. Он хватает меня за запястье, и я отскакиваю, поскальзываюсь на траве и выворачиваю лодыжку. Острая боль пронзает мою ногу до самого колена.
– Отпусти. – Я начала плакать, сама о том не подозревая. Паркер смотрит на меня с выражением ужаса, жалости и, больше того, вины. – Оставь меня в покое, ладно? Если ты так любишь меня, если тебе не все равно, сделай мне одолжение. Оставь меня, на хрен, в покое.
И он оставляет. Он не идет за мной на крыльцо. Он больше не пытается меня остановить. И когда я оказываюсь в доме и прижимаю лицо к холодному стеклу, судорожно дыша и пытаясь загнать рыдания внутрь, я вижу, что он уже исчез, решив не утруждать себя ожиданием.
До
– Скажи мне еще раз, – Арон зажимает мое ухо зубами, – когда твоя мама вернется домой?
Он уже заставил меня повторить это три раза.
– Арон, – говорю я, смеясь, – хватит.
– Пожалуйста, – просит он, – это так сексуально звучит.
– Она не вернется, – сдаюсь я. – Она вообще не придет домой.
Арон улыбается и перемещает губы от моей шеи к линии челюсти.
– Мне кажется, это самые возбуждающие слова во всем английском языке.
Что-то жесткое и металлическое впивается мне в поясницу, видимо, каркас раскладного дивана. Я стараюсь не обращать на это внимания, стараюсь войти в
Но когда колено Арона оказывается у меня между ног, он переносит вес и наваливается на меня, я издаю громкий крик.
– Что? – Он мгновенно отодвигается с виноватым видом. – Прости. Я сделал тебе больно?