– Знаешь, а все считают, что мы переспали в День Отцов-основателей, – говорит он.
Мое сердце начинает бешено колотиться, как у зайца.
– И что?
– А то… – Он снова целует мою шею и медленно продвигается к уху. – Раз уж все
– Ты это несерьезно. – В этот раз я резко выпрямляюсь и слезаю.
Он с усилием выдыхает.
– Только на четверть серьезно, – отвечает он, забираясь на диван и скрещивая ноги. Он облокачивается на свои колени и проводит тыльной стороной ладони по моему бедру. – Ты так и не рассказала мне, что случилось с тобой в День Отцов-основателей. – Он все еще улыбается, но это лишь полуулыбка, которая не отражается в его глазах. – Загадочная исчезающая подружка, – его рука скользит вверх по моему бедру. Он дразнит меня, все еще надеясь создать
– Я не могу, – говорю я неожиданно для себя самой и сразу чувствую прилив облегчения. Как будто у меня под ребрами застряло нечто тяжелое и жесткое, а теперь оно ушло, пропало, исчезло.
Арон вздыхает и убирает руку.
– Все в порядке, – говорит он. – Можем просто телик посмотреть или что-нибудь в этом роде.
– Нет. – Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, думаю о его руках и улыбке и о том, как он выглядит на баскетбольной площадке – подвижный, загорелый и красивый. – Я имею в виду, я не могу. Встречаться с тобой. Больше.
Арон отшатывается, словно я его ударила.
– Что? – Он качает головой. – Нет. Это невозможно.
– Да. – Теперь ужасное чувство возвращается, на этот раз угнездившись в моем желудке, тяжелая смесь вины и сожаления. Черт, да что же со мной не так? – Мне очень жаль.
– Но почему? – Он выглядит таким открытым в эту секунду, таким уязвимым, что часть меня хочет подойти к нему и обнять, поцеловать и сказать, что я пошутила. Но я не могу.
Я продолжаю сидеть на месте, сложив руки на коленях. Пальцы онемели и кажутся чужими.
– Я… Я просто думаю, что это неправильно, – произношу я. – Я не та, кто тебе нужен.
– Кто сказал? – Арон снова приближается ко мне. – Николь… – но он обрывает фразу, видя, что я не шевелюсь, не могу даже взглянуть на него.
На одну ужасную долгую секунду, пока мы сидим рядом, воздух между нами заряжен чем-то жутким и холодным, словно кто-то открыл невидимое окно и в комнату ворвался штормовой ветер.
– Значит, ты серьезно, – говорит он в конце концов. Это не вопрос. Его голос изменился. Стал чужим. – И ты не передумаешь.