Обман

– Все прошло совсем не отлично. – Он вырывает у меня локоть и ускоряет шаг.

Мы уже почти пришли. Отсеки вращающейся двери достаточно велики, чтобы вместить двоих, однако Лукас влезает впереди меня, и теперь мне приходится справляться с тяжелой дверью самой. Как обычно, я начинаю нервничать; мне неудобно перед консьержем, который приветствует меня теплой улыбкой и чуть приподнимает свою кепку. Совсем выбившись из сил, тяжело дыша, я нагоняю Лукаса у лифта. Он уже вошел внутрь и явно не собирался меня дожидаться. Но я успеваю махнуть сумкой, сенсоры улавливают движение, и двери кабины снова открываются. Лукас меня как будто не замечает. Он несколько раз с силой шлепает ладонью по кнопке своего этажа, до тех пор пока двери не смыкаются. Я опираюсь о поручни, снимаю туфли и покачиваюсь на мысках, чтобы размять онемевшие пальцы и снять судорогу. Мои ступни горят огнем.

– Надень свои гребаные туфли, Сэм. Мы все еще в общественном месте. Неужели у тебя нет ни капли самоуважения?

Лукас не смотрит мне в лицо, он с яростью уставился на туфли, которые я держу в руке, и я не выдерживаю, снова облокачиваюсь о поручень и засовываю ноги, которые болят как не знаю что, обратно в модельные тиски. Лифт останавливается на нужном этаже. Лукас выскакивает и гигантскими шагами несется к своей квартире. Если бы поиски ключей его не задержали, вряд ли я со своей ковыляющей походкой успела бы проскользнуть внутрь вслед за ним.

Он развязывает галстук и расхаживает по квартире. Я точно знаю, что сейчас будет, и снимаю туфли и колготки, чтобы не скользить на полу. Лукас что-то бормочет себе под нос, пока носится, как ракета, между гардеробом и кухней, срывает с себя и швыряет куда попало одежду и со звоном насыпает в стакан лед. Маверик убегает в угол, который дальше всего от ванной, и прячется за большим деревом в горшке. Он, как и я, тоже точно знает, что сейчас будет.

В голове тесно от мыслей, от правильных фраз, которые нужно сказать Лукасу, чтобы его успокоить, и, пока я пытаюсь выбрать самую лучшую, он подходит ко мне и хватает за талию. Я знаю, он не хочет причинять мне боль, и, если бы я умела лучше чувствовать, что именно ему необходимо в данный момент, он бы так не бесился. Я бы его не бесила. Его рука, словно крючок, ловко подцепляет меня, и он бросает меня на пол ванной. Моя кожаная юбка цепляется за плитку, и я слышу звук рвущейся ткани. Возле молнии, думаю я. Я поднимаю руки, готовясь оттолкнуть его, и забиваюсь в узкое пространство, буквально щель, между унитазом и стеной – отсюда он меня достать не сможет. Он перемещает стакан из правой руки в левую и раскрытой ладонью с силой бьет меня по голове, сбоку. В ухе начинает тяжело звенеть, и оно как будто вибрирует. Я втягиваю голову в плечи в попытке защититься, забиваюсь еще глубже за унитаз и сбрасываю с держателя рулон туалетной бумаги. За первым ударом следуют еще три, все по ушам, и я так сильно вжимаюсь спиной в стену, что хромированный металл держателя сильно царапает мне кожу над ключицей. Мои кулаки сжаты, а глаза закрыты. Я слышу щелканье зажигалки и чувствую запах дыма. Первая затяжка. Все кончилось.

Маверик выбегает из своего укрытия и запрыгивает ко мне на колени. Мои согнутые ноги помимо моей воли обрушиваются на пол, чтобы псу было удобнее сидеть. Он с тревогой облизывает мое лицо и шею. Когда к двери подходит Лукас, я крепко прижимаю к себе Маверика – я знаю, он никогда не тронет свою собаку. Лукас швыряет к моим ногам пакет с кубиками льда и стоит в проеме, наблюдая, как я прижимаю пакет к виску и вылезаю из угла. Я закрываю крышку унитаза и усаживаюсь на него, с Мавериком на коленях. Лукас садится на пол напротив и опирается спиной о стену. Его запотевший стакан стоит рядом. Левой рукой он растирает мои икры, а в правой держит сигарету. Часть меня изумленно спрашивает – неужели я заслуживаю того, чтобы меня регулярно избивали. Другая же часть изумляется не меньше – а заслуживаю ли я бойфренда, который покупает мне туфли от «Маноло Бланик» и водит ужинать в «Фор сизонз».

9 декабря, 12:14

Сеансы с Трэвисом и доктором Брукс заставили меня мысленно вернуться к детству и взрослению. Интересно, какие из моих воспоминаний изменились под воздействием образования и опыта и что из хранимого моей памятью случилось в действительности.

Я сижу и думаю о том, что знала: моя мать – ненормальная и не способна справиться с жизнью. Я была сильнее и выносливее, умела противостоять ее попыткам контролировать и разрушать меня. Я заглядываю в окна дома, где выросла, наблюдаю сцены из моего детства и окрашиваю их в другой, новый цвет, потому что теперь понимаю, в чем именно заключалось ее расстройство, и вижу все сквозь призму этого понимания. И рисую себе более счастливую картину, потому что мне больше не по силам нести эту ношу.

И эти воспоминания, такие яркие, такие реальные, что их можно почти потрогать, я приношу с собой на групповой сеанс. Я открываю дверь и вижу ряд устремленных на меня взглядов.

– Привет всем. Рада видеть вас здесь сегодня. – Я осматриваю присутствующих и вижу среди них нескольких незнакомцев. – Кажется, некоторые из вас тут новички. Добро пожаловать. Почему бы нам не пройтись по всем и не познакомиться? Давайте я начну. Я доктор Джеймс, можете называть меня просто Сэм, и в этом заведении я штатный психолог. Люси, хочешь быть следующей и представиться?

Люси сидит на краешке стула, и ее короткая юбка не только задралась, но и сползла вниз, так что сквозь прозрачную голубую пластмассу стула видно ее «заднее декольте». У нее стул с приделанным письменным столиком, и она с силой опирается на него локтями. Люси склоняет голову к одному плечу, потом к другому, и начинает:

– Я Люси. Пациентка. И здесь уже довольно давно. Я обожаю групповые сеансы мисс Сэм, потому что на них, если скажешь правду, никогда не попадешь в неприятности. – Она одаривает меня широкой глуповатой улыбкой, и я вижу огромный комок зеленой жвачки у нее во рту.

Мы продолжаем знакомиться друг с другом, хотя не все представляются так красочно, как Люси. Как правило, просто быстро бормочут имя, и все. Мне сообщают, что новые пациенты присоединились к группе, потому что врачи с ними толком еще не разобрались, и соседи по комнате или те, с кем они успели подружиться, позвали их с собой, на мой сеанс.

– Сегодня я бы хотела поговорить о семье. Я сама в последнее время много об этом размышляю. Семья – важная часть нас самих. Наши семьи имеют на нас огромное влияние, еще до нашего рождения и потом всю дальнейшую жизнь. Кто-нибудь хочет поделиться с нами и рассказать немного о том, какая у него семья?

Иногда, начиная обсуждения подобного рода, я немного волнуюсь, потому что знаю – это все равно что открыть ящик Пандоры, и истории, которые из него вылетят, могут сильно травмировать. Однако убеждаю себя, что такая боль – только к лучшему и что поговорить о травме, выпустить ее из себя всегда лучше, чем держать внутри, поэтому чуть нажимаю:

– Ну что, кто-нибудь готов?

Пациенты нервно ерзают на стульях и переглядываются.

– Я знаю, что не у многих была такая жизнь, как у меня, но я вырос в по-настоящему счастливой семье. У нас даже была собака, щенок, и еще у меня была черепаха. У нас был маленький, но красивый дом, и оба родителя работали. И все друг с другом отлично ладили.

Это новый пациент; я не помню, как его зовут. У него очень худое лицо, и голова тоже худая, как ни странно это звучит, а огромные уши торчат в стороны, словно открытые двери машины.