Обман

– Моя мама прекрасно готовила, – продолжает он, – и по выходным всегда пекла кукурузный хлеб. А мы с моей младшей сестрой спорили о том, кому достанется последний кусочек. Но обычно, пока мы торговались, в кухню незаметно заходила бабушка – она тоже жила с нами, и быстро совала этот последний кусочек в рот. Днем, когда мама с папой уходили на работу, она присматривала за нами. Хорошее это было время, детство.

– Спасибо вам за ваш рассказ. Действительно, вы выросли в доброй, хорошей обстановке. Хотелось бы услышать, у кого еще было похожее детство, такое, как у… простите, напомните мне, пожалуйста, ваше имя.

– Пол.

– Спасибо. Есть ли здесь те, у кого был такой же опыт, как у Пола? – Я с надеждой обвожу комнату взглядом, но особо не ожидаю, что в ответ поднимется много рук.

– У меня тоже было хорошее детство. – Это Джун. – Больших денег у нас не было, и папа редко бывал дома из-за работы, но все были спокойными и добрыми, никаких ссор и драм в доме, ничего такого. – Джун страдает от шизофрении. В девяностых ей впервые прописали антипсихотические препараты, и у Джун развился ужасный побочный эффект – поздняя дискинезия[13]. Ее руки скрючены, челюсть отвисает, плохо шевелится язык, и с передвижением у нее тоже проблема. Руки Джун непроизвольно подергиваются или болтаются, а шея согнута влево, так что ухо всегда почти лежит на плече.

Джун стала носить просторные мужские рубашки; она может расстегнуть несколько пуговиц, чтобы как-то компенсировать впечатление от скрюченного тела. Я даже не могу себе представить, каково это – оказаться перед решением пить таблетки или не пить, выбрать здоровое тело или здоровую психику. Джун находится здесь почти столько же, сколько и я, и мне не доводилось слышать от нее ни слова жалобы.

– Я знаю, мы часто обсуждаем, как тяжело приходится некоторым. Тем, кто вырос на улице без семьи и без поддержки, кому пришлось заниматься проституцией и торговать наркотиками для того, чтобы выжить, но со мной тоже такого не было. – Это Сьюзан. Она сидит рядом с Ташондрой и прекрасно понимает, что в точности описала ее жизнь. Они дружат, и Сьюзан кладет руку Ташондре на колено, показывая этим, что она не имела в виду ничего оскорбительного и не хотела ее обидеть. Некоторые пациенты как будто съеживаются, вспоминая о своем детстве, возможно похожем на это.

– Мы все выросли в разных условиях. – Это Стивен. – Никогда нельзя угадать, по кому болезнь ударит, а кого обойдет. В моей семье это было. Я хочу сказать, психическое расстройство. Мы получили по полной. Мой отец был алкоголиком, а у матери нашли биполярное расстройство. Атмосфера в доме была ужасная. Вечная злость и раздражение, вечное разочарование. Кто-то всегда кого-то подводил. Невозможно провести детство в такой обстановке и надеяться, что это не оставит на тебе никаких следов. Ты растешь в грязном доме и выходишь оттуда чистеньким – нет, так не бывает.

И мой брат, и я стали такими же, как наши родители. И их родители. Говорят, что зависимость – это семейная болезнь. Так же как и психические расстройства. Если только ты не найдешь способа ее остановить или как-то с ней справиться, болезнь тебя настигнет – если она есть в твоей семье. – Стивен поднимает руки вверх, как будто сдается, качает головой и пожимает плечами. – Господи боже мой, я пошел в колледж. Получил хорошее образование. Но это не помогло. Не помогло остановить болезнь, убежать от нее. И можно узнать о ней все, абсолютно все. Что означает «биполярное расстройство», откуда оно берется. Найти любую информацию, все, что хочешь. Но это не значит, что ты можешь ее прекратить. Готов поспорить, я знаю о своем заболевании не меньше, чем все наши доктора. И все равно не в силах с ним справиться.

Он еще раз пожимает плечами и аккуратно складывает руки на груди. Остальные пациенты смотрят на него, вытаращив глаза. Мне страшно от этого ошеломляющего ощущения узнавания, ужасной реальности, которую Стивен впустил в комнату. Когда придут результаты из ДПЗ, а с ними и мой смертный приговор, я уже не смогу раствориться среди остальных. Правда, жуткая правда словно когтями вцепляется мне в горло, и я торопливо отпиваю глоток кофе, чтобы не задохнуться.

10 декабря, 22:24

Сид протирает барную стойку, там, где стояли мои запотевшие бокалы с виски-колой. Сегодня он не слишком разговорчив, и меня это полностью устраивает, потому что я тоже не хочу разговаривать. В баре звучат рождественские мелодии, повсюду развешаны мигающие гирлянды, венки и праздничные украшения. Я чувствую себя еще более одиноко, чем до того, как пришла сюда. Прикончив дома бутылку красного, я подумала, что мне необходима шумная обстановка бара, чтобы успокоиться; натянула поверх пижамных штанов и свитера пальто и кеды и отправилась в «Никс-бар». Никого из моих приятелей здесь нет. Кажется, что единственные люди, которые ходят в бары по выходным, – это студенты колледжей, совсем молоденькие ребята и жалкие, ничтожные пьяницы вроде меня.

– Сид, можешь дать мне оливок для коктейлей?

Я голодна, но у меня нет сил перейти через улицу и съесть где-нибудь сэндвич или кусок пиццы, так что оливки для коктейлей опять станут импровизированной заменой ужину. Сид ставит передо мной стакан для льда с крупными зелеными шариками и еще один коктейль. Я беру салфетку из стопки и вытаскиваю из сумки ручку. Мысли в голове появляются и исчезают слишком быстро, и мне нужно записать кое-что на бумаге, чтобы я могла попытаться разобраться, что же, черт возьми, со мной происходит. Я думаю о психотерапевтических групповых сеансах, посвященных зависимости, которые провожу каждую неделю, и вспоминаю, на какие аспекты жизни негативно влияет зависимость от алкоголя или наркотиков: работа, дом, семья, отношения с людьми, уход за собой, психическое здоровье… Возле каждого пункта я мысленно ставлю галочку, а потом записываю все на салфетке.

Я все еще не могу заставить своего пациента по-настоящему поговорить со мной. Я вру Рэйчел и регулярно сообщаю ей, что у нас явный прогресс, но на самом деле Ричард так и не сказал мне ни одного слова для пользы дела. Он сидит в моем кабинете, наблюдает за мной, изучает и иногда, как мне кажется, даже осуждает меня, но внутрь не впускает. Я всегда лучше всех справлялась с такими пациентами, и Рэйчел надеется на меня; рассчитывает, что я сумею найти к нему подход, проникнуть к нему в душу. Я не могу этого сделать. Прошло уже шесть недель с тех пор, как я приняла эстафету от Гэри. Тогда я была так же самодовольна и самоуверенна, как и он до встречи с Ричардом, но теперь понимаю, что не в силах ничего добиться от этого человека. Я не хочу быть «заменимой». И просто не переживу, если Рэйчел передаст Ричарда кому-то другому, кого сочтет более умелым, более профессиональным. Мне необходимо быть самой лучшей, самой профессиональной. Необходимо выяснить, почему Ричард оказался на лечении в «Туфлосе».

Сид облокачивается о барную стойку и улыбается. У него желтоватые лошадиные зубы.

– Хочешь еще один или что-то другое?

Я смотрю на стакан и вижу, что он как-то незаметно опустел.

– Ну… поскольку ты не наливаешь в эти коктейли виски и я пью одну кока-колу… может быть, шот и пиво. – Я нацепляю на лицо свою самую очаровательную улыбку, чтобы Сид не подумал, что я пьяна.

– Да там всего капля кока-колы, дорогуша. Тогда «Джемесон» и «Миллер лайт»?

– Ты так хорошо меня знаешь.