Рэйчел не смотрит на меня. Ее голова запрокинута, ноги вытянуты, и она тихонько раскачивается из стороны в сторону.
– И как долго это продолжается?
– Много месяцев. Или, скорее, я знаю об этом уже несколько месяцев, но все началось гораздо раньше, и теперь уже переливается через край. – Рэйчел резко разворачивается и достает из ящика стола жестяную коробочку. Она сует в рот кислый леденец и подвигает коробочку ко мне, но я вежливо отказываюсь. Во рту у меня все еще стоит острый вкус зубной пасты. – Чиновники заявлялись, как же без этого. В сентябре, что ли… в общем, еще до того, как похолодало. Сообщить, что для «Туфлоса» «наступают нелегкие времена». Долго обсуждали лояльность персонала и его возможности. То есть кто сможет справиться с большей нагрузкой при том, что прибавки в зарплате не будет, кто не бросит работу, на кого можно положиться. Это всегда такое огромное удовольствие – слышать от них слова сочувствия, в то время как они отнимают у нас последние крохи, то, на чем мы держимся, выживаем из последних сил. И они еще смеют напоминать, как важна забота о пациентах! Я – капитан тонущего корабля, а они постоянно звонят мне и напоминают, что, фигурально выражаясь, сражаются на стороне добра и сидят со мной в одном окопе. И предлагают нелепые решения, вроде поддержания командного духа среди персонала. Командный дух? Да они даже не знают, как нас всех зовут!
Я бросаю взгляд на стол Рэйчел. Он завален файлами, папками, заметками, бумагами… Под кучами документов виднеются бумажные коробки из-под еды навынос и скомканные одноразовые носовые платки, засунутые во все щели.
Отчаяние налицо. Оно выражается не только в том, что Рэйчел выговаривается передо мной, но и в манере поведения, в жутком состоянии кабинета. Оно слышится в ее голосе. Кажется, Рэйчел окружена облаком безумия.
– Они в принципе не способны понять, что я здесь одна. – Она уже почти всхлипывает. – Я одна должна справляться с кризисом, я одна знаю, что у нас кризис, я одна волоку на себе все управленческие обязанности. Я ведь даже просила их! Едва ли не умоляла, чтобы мне позволили повысить одного из психологов до должности менеджера, так чтобы мне хотя бы было с кем поговорить обо всем этом. Кстати, я думала о тебе.
– И что они сказали? – «Меня повышают?»
– Мы бы предпочли, чтобы персонал не был в курсе наших финансовых трудностей. Предполагаем, что это только временно, и, повторяю, мы предпочли бы, чтобы об этом знало как можно меньше людей. – Рэйчел произносит это гнусавым тонким голосом, как в мультфильмах, и изображает пальцами кавычки. – Та же бессмыслица, что и раньше. В общем, они всем врут. И вранье в данном случае означает замалчивание правды.
– Я рада, что вы мне рассказали. Вам определенно нужно было немного облегчить душу и с кем-то поделиться. Я не жду никакого повышения или другой должности, но, если вам понадобится помощь любого рода или поддержка, я всегда рядом. Рассчитывайте на меня. Буду счастлива оказаться хоть чем-то полезной. И конечно, я буду молчать как рыба. – Никакой выгоды мне это не принесет, но почему бы не сохранить лицо.
– Я не могу… не могу тебя ни о чем просить. Видит бог, я и так завалила тебя работой дальше некуда. Навесила на тебя самых трудных пациентов, ты ведешь самые серьезные групповые сеансы… Я не могу тобой рисковать. Если мы тебя потеряем, все наше заведение просто развалится. И – о боже, боже – я еще и обвинила тебя в том, что ты беременна.
– Рэйчел, это моя работа, а свою работу я люблю. И надеюсь, хорошо ее выполняю. Невозможно знать о том, какой груз лежит у вас на плечах и как вам необходимо хоть какое-то подспорье, и не помочь. Позвольте мне сделать это. Дайте какое-нибудь задание. Давайте я возьму что-то на себя, пусть вам станет хоть чуть-чуть легче.
По глазам Рэйчел я вижу, что ей отчаянно хочется согласиться. Она уже думала об этом. Ждала подходящего случая, чтобы со мной поговорить. Я снова окружена сиянием, и теперь оно почти слепит взгляд.
– Я только что провела миллион встреч с персоналом по вопросам медикаментов. А еще на мне кураторские встречи, как тебе известно. Сэм, я пока даже не просмотрела заключения, что мне прислали из ДПЗ. – Она берет со стола толстую пачку папок, обвязанную лентой и скрепленную печатью ДПЗ. Она похожа на неоткрытый подарок на Рождество.
Так вот почему я до сих пор не вылетела. Заключения еще не прочитаны.
– Нужно было разобраться с ними и послать доклад в ДПЗ, как только доктор Брукс и доктор Янг закончили с заключениями. Но Департамент по вопросам психического здоровья одолевают те же проблемы, что и нас. У них слишком много работы, нехватка персонала и недостаток финансирования. Мы все на одном тонущем корабле.
Это невероятная, выпадающая раз в жизни возможность спасти свою шкуру, и прямо сейчас она лежит передо мной. Вернее, Рэйчел в данный момент держит ее в руках.
– Рэйчел, разрешите мне заняться ими. Немного вас разгрузить. «Отдай мне эти заключения, отдай мне заключения. Отдай. Мне. Заключения».
– Я уже почти без сил. Каждый день смотрю на пациентов и понимаю, что не вправе их подвести. – Взгляд Рэйчел затуманивается. Она смотрит в никуда. «Отдай мне заключения».
– Я могу помочь с административной работой, если надо. Или заменить вас на групповых сеансах, если что… – «Отдай мне заключения
Мое сердце бьется так же бешено, как в тот момент, когда Рэйчел застукала меня у окна. От прилива адреналина пульс чувствуется везде, даже в кончиках пальцев. На руках проступают вены, а по спине градом катится пот.