– Родители сидят дома, на своих кучах денег, и нанимают всех этих нянь и домработниц, чтобы они воспитывали их ребенка, – спорю на что угодно, эти папашки даже не знают, как зовут их сыновей и дочек. А мамашки только и заняты тем, чтобы высасывать из своих задниц жир, вставлять в себя разные штуки, резать и подтягивать лицо и…
Его на полуслове прерывает сирена, звук которой вырывается из интеркома, и сообщение, что на втором этаже отделения введен код синий. Сирена ревет, а полный паники механический голос повторяет: «Код синий, код синий», снова и снова. Не успев объяснить Ричарду, что происходит, я выскакиваю из кабинета и мчусь по коридору. Я слетаю вниз по черной лестнице и вижу толпу пациентов и персонала, сгрудившихся вокруг кого-то или чего-то. Вокруг царит полная суматоха. Некоторые пациенты, которым не досталось места поближе, подпрыгивают, чтобы увидеть, что же случилось.
Я хватаюсь за потные плечи и халаты, отодвигаю в сторон у то одного, то другого и пробираюсь к центру. На полу, прямо передо мной, лежит Адель, и один из санитаров выполняет сердечно-легочную реанимацию. Пара пациенток истерически рыдает, и другой санитар предлагает им кислород. Тут же рядом валяется спинодержатель, и испуганные пациенты то и дело наступают на него или спотыкаются. Члены персонала смешались с толпой и наблюдают за действиями санитара. Я замечаю Гэри и делаю ладонью жест «вертолет».
– Всех отсюда, Гэри. Помоги мне.
Гэри кивает и начинает с тех, кто стоит непосредственно справа и слева от него. Как зовут того огромного парня, который дает пациенткам кислород? Кажется, Карл.
– Карл, помогите мне убрать отсюда людей. Адель не сможет дышать, когда все над ней так нависли.
– Я Кайл.
– Извините, Кайл. Помогите мне.
Кайл выпрямляется. Он еще крупнее, чем я помню. Его бритая голова блестит в свете флуоресцентных ламп. Он раскидывает в стороны свои руки – настоящие лапы гориллы – и они охватывают сразу человек по пять с каждой стороны. Но голос у него вовсе не громоподобный, как можно было бы подумать. Он негромко, но настойчиво убеждает пациентов отступить назад. Я тоже присоединяюсь:
– Все отойдите назад, пожалуйста. Спасибо вам за то, что беспокоитесь об Адель, но сейчас нам нужно очистить помещение. Идите, пожалуйста, в свои комнаты или куда-нибудь еще, но здесь должно быть пусто. Прямо сейчас.
Я держу руки над головой и говорю как можно громче. Гэри и Кайл аккуратно, но эффективно оттесняют пациентов в нужном направлении, и толпа редеет. Я слышу сирену «скорой помощи», подъезжающей к больнице.
– Что случилось?
У меня за плечом возникает запыхавшаяся Ширли.
– Я не знаю. Адель без сознания, и Терри делает ей сердечно-легочную реанимацию. Я вроде слышала шум раньше, но не знаю, как конкретно это произошло.
– Судороги. – Гэри отгоняет отставшего пациента, голого по пояс, в одних пижамных штанах. – Она сидела на моем сеансе, и у нее начались судороги. Я послал Тайлера сообщить Рэйчел по интеркому, и она ввела код в действие, а потом вызвали скорую. Я слышал, она только что подъехала.
– У нее эпилепсия? – спрашивает Ширли.
– Понятия не имею, но ей минимум девяносто лет, – рассеянно отвечает Гэри и смотрит на дверь. – А вот и они.
О господи боже мой! Оланзапин!
Мы с Ширли оборачиваемся. Два врача со скорой несутся по коридору с огромными медицинскими сумками и кислородным баллоном. С ними Рэйчел, которая прижимает к своей гигантской груди какой-то файл. Ее блузка выбилась из брюк, да и груди вот-вот вывалятся из выреза; ей приходится придерживать декольте рукой.
Терри поднимает голову, когда слышит, что рядом с ним на пол с грохотом обрушиваются медицинские сумки.