– Убей его, Соловейчик! Пырни! – истошно завизжала девочка.
Незнакомец выставил вперед правую руку – ножа Килин не видел… Лезвие точно растворилось во мраке. Николай отшатнулся. Спина его впечаталась в глухую кирпичную кладку. Соловейчик всем корпусом рванулся вперед. Предсмертный ужас пронзил существо Килина.
Какое-то инстинктивное движение – ударился затылком о кирпичи, вжался в них спиной. Что осталось от жизни?! Доли мгновения!..
Нож уже вот он – разрывает волокна, из которых сплетена ткань сюртука. Под напором килинского тела стена рухнула…
292
Дарья Николаевна посмотрела на массивные, стоявшие у стены, часы. Словно подчиняясь ее взгляду, пробил первый удар и следом – еще пять. Шесть вечера!..
– Сейчас придет один человек… – Она повернулась к греку. – Велите пропустить его в комнаты. Это мой хороший друг, помещик из Костромской губернии. Две деревни, семьсот душ крестьян. С ним я себя чувствую спокойно…
– Случайно его фамилия не Помяловский? – спросил грек.
– Да, это он. – Салтыкова внимательно посмотрела на хозяина квартиры.
– Что ж, этот человек будет вам весьма полезен. У него большие родственные связи в сыскном департаменте. – Помещицу передернуло. Не обращая на это внимания, грек продолжал: – Через него легко организовать подкуп… Туда ведь так просто, не зная брода, не сунешься…
Лицо Салтычихи скривилось. Она хотела сказать что-то, но не успела. Скрежещущее, глухое дребезжание, изданное звонком входной двери, заставило всех замолчать. Через минуту в комнату вошла худая черноволосая женщина – та самая, что впустила в квартиру Кирилла.
– Господин Помяловский пришли за Дарьей Николаевной, – проговорила она.
Не дожидаясь приглашения, из-за ее спины появился высокий темноволосый человек с надменным, покрытым загаром лицом. Если бы Килин мог находиться в этой комнате, он бы моментально признал в нем шефа кёлеровских стюардов. И тут же вновь изумился: настолько разительная перемена случилась с этим человеком. Помяловский словно бы распрямился. Суетливая угодливость, обычно сгибавшая его фигуру в обществе хозяина, исчезла…
Подойдя к Салтычихе и не обращая внимания на остальных людей в комнате, он галантно поцеловал ей руку. Кирилл, наблюдавший за гостем, обратил внимание: взгляд его не смягчался ни на секунду, оставаясь цепким, с какой-то скрытой в нем тайной жестокостью.
Помещица встала с дивана и, сказав «идемте, Павел Петрович», направилась к дверям. Помяловский тут же последовал за ней.
Едва они вышли, грек заговорил:
– О нем ходят такие слухи, что я не удивлюсь, если ему самому в ближайшее время понадобится платить деньги сыскному департаменту. Мучает крестьян! До смерти!.. – раздался шум закрывшейся наружной двери. – Конечно, до Салтычихи ему пока далеко – размах не тот. Но если так пойдет и дальше, то скоро он ее догонит. Не понимаю, с какой цепи они все сорвались! – в сердцах проговорил грек.
293
Он валился назад. Ощущение – летит в бездонную пропасть, что-то широкое, плоское ударило по лицу. Боли он не почувствовал. Грохот – приглушенный, словно доносившийся издалека, – проник в его уши. Глаза ничего не видели. Кругом – чернота.
Килин ударился о какой-то выступавший предмет поясницей. Сознание его в эти мгновения было наполнено ужасом смерти. Но он был все еще жив… Кроме первого ушиба, он не почувствовал боли. Предмет под ним мягко прогнулся. Голова тоже оказалась на чем-то от удара спружинившем.