Я вскочила, вскинула свой, но воздух снова задрожал, и она была уже не в пяти ярдах, а прямо передо мной. Два быстрых удара опрокинули меня, беспомощную, на колени. Рука сдавила мой подбородок, а пластиковое дуло прижалось ко лбу.
«Добро пожаловать в Лас-Вегас, Джейн, – сказала женщина. – Младший брат передает привет».
И нажала на курок.
Мир ненадолго исчез. А когда вернулся, я с развороченным черепом лежала в морге. Во всяком случае так сначала предположила, валяясь на твердой, холодной поверхности, парализованная и слепая. Голова болела в сто раз хуже, чем когда-либо.
Прошла еще пара столетий, пока я ждала, что кто-нибудь вскроет мне грудную клетку или бросит в гроб. Затем боль чуть стихла и ко мне вернулось зрение – не очень четкое, но его хватило, чтобы понять: глаза пока на месте. Руки приобрели чувствительность, и я ощупала то, на чем лежала. Это была не металлическая пластина, а что-то шероховатое, покрытое жесткой обивкой – кожаный диван. Я коснулась своего черепа. Больно, но все на месте.
Тогда, зная, что мои мозги не вывалятся, я начала легонько вертеть головой. И увидела клоуна. Около девяти футов ростом, в колпаке набекрень, в цветастом костюме с гофрированным воротником и манжетами. Лицо белое, под левым глазом нарисована черная слеза, а вокруг рта жуткая алая ухмылка. Он так возвышался надо мной, словно готов был наклониться и откусить кусок моего лица.
Меня аж подбросило. Затуманенное болью движение, и я уже на дальнем краю дивана, ору во все горло. Крик иглами впивался в мой мозг, но клоун никак не реагировал, просто стоял и смотрел, и когда у меня дыхание кончилось, я сообразила, что передо мной манекен на деревянном постаменте.
Я медленно огляделась, опасаясь новых сюрпризов. Комнату освещали старомодные газовые лампы, их пламя было достаточно сильным, чтобы отбрасывать тени. Лампы оказались не единственным антиквариатом: обои, ковры и бо́льшая часть мебели выглядели так, будто появились прямиком из викторианского магазина. Единственным исключением был телевизор, который незаметно устроился в углу под выцветшим плакатом, рекламирующим нечто под названием «Всемирная Колумбийская выставка»[35].
И ни одного окна. Единственный выход, который удалось разглядеть, – двойные двери. Я хотела бежать к ним, но для этого нужно было пройти мимо клоуна-манекена.
Включился телевизор, экран загорелся синим. Он давал больше света, чем все газовые лампы, вместе взятые, и в его отсвете я разглядела фигуру, сидящую в глубине высокого кресла. Что-то подсказывало: это уже не манекен.
«Фил?» – прошептала я.
Фигура наклонилась вперед. В голубом свете вспыхнули стекла роговых очков: «Попробуйте еще раз».
«Диксон… вы работаете на „Стаю“?»
Очки блеснули, когда он наклонил голову. «Какой интересный вопрос. Как раз собирался спросить вас о том же».
«То есть вы тоже пленник?»
«Пленник?»
«Да. Разве это не… Где мы?»
«В „Апартаментах Маджетта“».
«В штаб-квартире „Жутких Клоунов“? В „Хареррсе“?»
«Да, там, где она на этой неделе».