– Надо вызвать «Скорую», – хмурясь, сказал Данилыч. Он указал корявым пальцем на бесчувственного Керосина. – Ты же не хочешь снова оказаться на нарах?
Сапог желчно рассмеялся:
– Какая «Скорая», батя? Очнись. Никто сюда не поедет, а если Керосина и заберут, то выкинут на ближайшей помойке, как дырявый гандон.
– Не надо было его вообще сюда впускать.
Данилыч подошел к наркоману и, присев на корточки, стал рассматривать тряпку на его костлявом запястье.
Приподнялся, поискал глазами и, взяв с настенной полки длинную отвертку, вновь склонился над молодым человеком. Осторожно отодвинул край тряпки и едва не отпрянул, изменившись в лице:
– Бога в душу мать, – вырвалось у него, когда перед глазами мелькнула голая кость. Вонь стала сильнее, она будто сочилась ядовитыми газами, как зловонные испарения над гиблым болотом.
Сапог равнодушно глянул на жуткую рану наркомана и сплюнул:
– Ему и так недолго осталось.
– Леня, о чем он это говорил? – негромко поинтересовался Данилыч, расправляя тряпку отверткой, так чтобы прикрыть гниющую дыру. – Что он знает про тебя? Что за подвал?
Сапог метнул в отца пронзительный взгляд.
– Самому интересно, – нехотя обронил он. – Ничего. Придет в себя, я с ним тет-а-тет побеседую.
Несколько минут никто ничего не говорил, разговор между сыном и отцом явно не клеился. Наконец Сапог налил себе еще, выпил и, не закусывая, вышел в гараж, закрыв за собой дверь.
Уставился на громадную дверь, ведущую в подвал. Когда-то там внизу была обычная смотровая яма, но в свое время Сапог предложил приятелям расширить пространство, а вместо обычного деревянного настила установить массивную дверь. Причем с навесным замком.
Уголовник коснулся носком стоптанного казака проржавевшей дужки замка. Затем присел, медленно провел пальцами по неровным щелям. Оттуда веяло ледяным холодом.
– Что ты про меня знаешь, гаденыш? – очень тихо промолвил он. – Я очень хочу получить ответ на свой вопрос. Очень.
Сапог посмотрел на ряд жестяных банок, стоявших в ряд на заляпанной машинным маслом полке. Болты, гайки, шайбы, солидол, застывший как воск, остатки краски…
Ключ оказался там, где лежал и всегда, в мятой исцарапанной темно-зеленой банке из-под конфет.
Погода стремительно ухудшалась. Разъяренный ветер неистовствовал, едва не сбивая с ног, и Саша спряталась за спину сестры. С трудом вынимая из сугробов замерзшие ноги, девочки брели вперед, с тщетной надеждой всматриваясь в ледяную пургу.
– Когда же мы придем? – захныкала Саша. Ее ресницы, покрытые тончайшей пленочкой льда, напоминали серебряные иголочки.