Он не мог понять, что прозвучало в голосе Джессики: злость или облегчение.
– Привет, Ди. – Прист приложил телефон к уху.
– Чарли? Какого черта? В какую игру ты играешь?
– Надо полагать, твои друзья из лондонской полиции не в курсе, что ты мне звонишь? Надеюсь, они понимают, в каком трудном положении ты оказалась.
– Ты что, угрожаешь мне? Лучше скажи, что это не так.
– Разумеется, нет, дорогая.
– Иди ты на хрен. Послушай, насчет того ордера на обыск, отмены которого ты добился. Что ты хотел этим доказать? Невиновные не мешают полиции обыскивать их офисы и дома. А виновные мешают обыскам. Этим ты только подлил бензина в костер, который уже вышел из-под моего контроля, ты, тупой ублюдок!
– Знаешь, Ди, я не просил тебя о помощи.
– Нет, просил. Ты попросил меня снять МакЮэна с этого дела.
Прист поморщился.
– Неважно. Но уже не прошу.
– И тебе это не светит.
– Тогда зачем ты мне звонишь?
– Затем, чтобы дать тебе последний шанс рассказать мне, что, черт возьми, происходит.
– Я тебе уже говорил – я не знаю.
– Ради всего святого, Чарли! Убили сына очень богатого и влиятельного человека. Я вызвала из отпусков всех оперативников, чтобы включить их в команду МакЮэна. Это чудо, что СМИ еще не пронюхали детали, но когда они всё узнают, – а они узнают, – можешь считать, что дни твои сочтены. Подумай об этом.
– Может, тебе тоже стоит об этом подумать, Ди, – сухо заметил Прист.
Ди буквально орала в трубку, и Джессика, сидевшая, склонив голову набок, наверняка слышала каждое слово.
– Что ты хочешь этим сказать? – процедила заместитель комиссара полиции, и в ее голосе прозвучала явная угроза.
– Подумай сама. Сына мультимиллионера казнят жутким способом на складе его отца. Это должно было попасть в топы национальных новостей, однако ты ухитряешься держать детали истории в тайне уже почти неделю. Как тебе это удается?