– Что там?
– Да нет, все в порядке… – Она отдышалась, стала отряхиваться. – Помнишь детскую считалку: кошка сдохла, хвост облез…
– Конечно.
– Ну вот…
– А больше ничего? – Я навис над краем могилы, всматривался. Неужели нашли?
– Это не то, Никита, – сообщила Варвара неприятную новость. – Да, могила, но не та, которую мы ищем.
– Почему не та? – Я отступил, критически обозрел вскрывшуюся в земле впадину, маленькую полянку в глубине леса. – Нормальная могила, чем тебе не нравится? И местность подходящая.
– Тебе какие причины больше по вкусу? Связанные с материальным происхождением мира или основанные на таинстве духов загробного мира? Думаю, первые. Вот тебе сразу две. На дне могилы – обломки деревянного креста и полусгнившие доски гроба, в которой с землей перемешались кости. Тут стоял другой крест, понимаешь? Большой и деревянный. Домовину основательно разъела гниль, но она лежит в этой земле никак не сто лет. За век она бы сгнила полностью. Сохранились бы кости скелета, все такое, но все остальное распалось бы в прах, смешалось с землей. Ты представляешь, что такое 108 лет? А данному захоронению от силы несколько десятилетий.
– И кого же здесь хоронили? – растерялся я. Обидно, уже обрадовался…
– Я такие вещи проницать не могу, – фыркнула Варвара. – Приятного, конечно, мало, но на голову не давит, видений никаких. Человека похоронили не на кладбище, явно во времена развитого социализма, который провозгласили в СССР…
– Самоубийца? – предположил я. – Какой-нибудь уголовник?
– Уголовников тоже зарывали на общих погостах, – пожала плечами Варвара. – Самоубийц запрещает хоронить вместе со всеми православная церковь – а в годы развитого социализма на эту церковь с прибором положили… Какая-нибудь бабушка из бывших староверок, – предположила Варвара. – Не знаю, Никита. Человек умер не в мучениях, скорее, всего, от старости, душа покоится с миром… И не спорь со мной. – Она повысила голос, строго посмотрела в глаза. – Ты не разбираешься в этих вещах, поэтому помалкивай. Я права, я в этих вещах всегда права. Это не наша могила.
Я пожал плечами – да ради бога. У всех на свете женщин существует одна особенность – обвинять мужчин, когда они еще рта не раскрыли. Я хотел съязвить, что люди, которые всегда правы, умирают в одиночестве, но передумал. Моей помощнице такая участь не грозила. Скорее всего, Варвара не ошибалась. Я помнил ее реакцию на контакт с атрибутами захоронения Марии Власовой. Можно представить, что бы с ней стало, загреми она в могилу упомянутой гражданки. Но с Варварой все было прекрасно – с учетом самого факта падения в могилу, обнаружения кошачьих останков и того, что она измазалась, как поросенок.
День летел. На часах – половина третьего. Мы уперлись в кладбище, и пришлось возвращаться к машине. Осталось осмотреть часть леса южнее сельского погоста. Мы уже устали, Варвара волочила ноги. Проезжая мимо кладбища, мы обнаружили живых людей. Несколько сельчан шли от села к могилам, плечистый здоровяк тащил на закорках фрагмент чугунной ограды, сверкающий свежей краской. Плотно сбитая женщина несла ведро и лопаты. Они уставились на нашу машину, как на явление из потустороннего мира. Мы и впрямь ехали «из ниоткуда». Я сбросил скорость, давая им пройти по траверсу. Они еще долго оборачивались…
За пределами погоста нашлось что-то вроде просеки. Проглядывали пни, заросшие молодыми побегами. Я свернул с дороги, одолел пару покатых возвышенностей и втиснул машину между деревьями. Проезду в глубь леса препятствовали пни. Выбираться задним ходом – не самое приятное занятие. Я оставил эти тщетные попытки, выключил двигатель.
– Осмотрим опушку на южной стороне, потом подумаем, что делать дальше, – внес я деловое предложение.
– Пойдем в село искать старожилов? – спросила Варвара.
– Можно, – согласился я. – Но это будет так же продуктивно, как искать иголку в стоге сена. Но давай пока не загадывать. Здесь метров восемьсот, минут за сорок управимся.
Мы снова кружили по лесу, выискивая что-нибудь похожее на старое захоронение. Забираться вглубь не стоило – неоднократно помянутый Крыленко в такую дичь бы точно не сунулся. Он нашел плиту на открытом месте, куда без сложностей подъехал на пикапе! От вида старого сельского кладбища на душе остался неприятный осадок. Многие могилы просели, заросли травой, к ним десятилетиями никто не подходил. Надгробья вросли в землю, опутались сорняками.
– Это еще не самое страшное, – рассуждала Варвара, волочась за мной. – Обычное неуважение к умершим людям – для нашей страны это не новость. Отсутствует у людей погребальная культура. Одни воздвигают пафосные обелиски, вбухивают в это дело кучу денег – не ради памяти, а чтобы кореша и деловые партнеры оценили. Другим – лишь бы закопать, а потом хоть трава не расти. В этой стране нет чего-то общепринятого, веками передающегося из поколения в поколение – такого, чтобы в кровь впиталось… Папуасы, например, подвергают копчению тела своих умерших родственников – мумифицируют таким образом. Коптят, как рыбу, интересно, да? Не зарывают тела в землю, а выставляют на видных местах. А чтобы коптилось и не гнило, зашивают рты и задние проходы. Отрезают подошвы, ладони, языки – отдают близким родственникам, чтобы хранили как память. А на Мадагаскаре аборигены каждые семь лет эксгумируют тела своих родных, заворачивают их в ткань и устраивают с останками зажигательные танцы. Это радостное событие. После ритуала они обильно трапезничают, болтают, выпивают. Потом опять собирают останки и хоронят в другом месте – чтобы через семь лет снова выкопать и водить хоровод…