Микро,

— И в конце концов я понял, что никакой помощи мы не получим. Дрейк решил во что бы то ни стало довести свой жестокий эксперимент до конца — до смерти абсолютно всех его участников. Да, ему хотелось понять природу микропатии, но этот эксперимент был из тех, которые проводили на живых людях нацисты. Я пытался объяснять это другим сотрудникам «Наниджен» по видеофону, но никто мне не верил. Кроме того, я абсолютно убежден, что Дрейк попросту наслаждался зрелищем того, как мы умираем, — этот человек вообще получает удовольствие от чужих страданий. Как будто бы когда людей уменьшали до микроскопических размеров, для Дрейка они переставали быть людьми. Никто не мог поверить, что он на такое способен. Но люди вроде Дрейка действуют вне пределов общепринятой морали, они никак ею не связаны, на мораль им глубоко наплевать. Сидящего в них зла нормальные люди не видят, поскольку у нормальных людей просто в голове не укладывается, что кто-то может творить подобные злодейства. Психопат может годами оставаться неопознанным, особенно, если он хороший актер.

Карен Кинг спросила у Рурка, не считает ли он, что Винсент действовал не один.

— Были ли у него сообщники? — уточнила девушка.

— Кое-кто в «Наниджен» если и не знает, то, по крайней мере, подозревает правду насчет Дрейка, — ответил Бен. — Люди из проекта «Омикрон» наверняка должны знать кое-что.

— А это еще что такое?

— Проект «Омикрон»? Темная сторона «Наниджен».

— Темная сторона?

— «Наниджен» проводит секретные исследования для правительства США. Это и есть проект «Омикрон».

— И чем этот «Омикрон» занимается?

— «Омикрон» имеет какое-то отношение к оружию, — сказал Рурк. — Но это все, что мне известно.

— А как вы про это узнали?

— Слухами земля полнится. Особенно в научном учреждении. Это неизбежно, — ответил Бен. Он улыбнулся, почесал подбородок и направился к горе наколотых горючих орехов. Выбрал кусок побольше и кинул в огонь. Пламя взметнулось к потолку.

Для добровольного отшельника этот мужик выглядит слишком уж одиноким, подумала Карен. Она уставилась в огонь и поймала себя на том, что размышляет, как ей жилось на Востоке. Она и сама жила, скорее, отшельницей, практически не вылезая из своей тесной занюханной квартирки в Саммервиле — одна только и радость, что часами торчать в лаборатории. Полуночники становятся совершенно обыденным явлением. Близкими друзьями девушка не обзавелась, на свидания не бегала, даже и чисто сама по себе в кино ни разу не сходила. Принесла личную жизнь в жертву стремлению получить ученую степень и заниматься наукой. Вот уже больше года, как у нее ни с кем даже просто секса не было. Мужики ее, судя по всему, попросту побаивались — со всеми ее пауками, вздорным характером и одержимостью в лаборатории. И она прекрасно знала, что характер у нее действительно вздорный. Может, так и надо. Может, ей действительно лучше одной — нравится же Бену Рурку быть отшельником. В данный момент вся ее жизнь в Кембридже представлялась ей как будто бы какой-то отдельной вселенной. Почти.

— А что, если мне захочется остаться в микромире, Бен? — спросила девушка. — Как, по-вашему, я выживу?

Рурк приподнялся и подбросил еще ореха в огонь.

— А с чего это вам вдруг захотелось тут остаться?

Карен, не отрываясь, смотрела в огонь.

— Здесь, конечно, опасно… Но тут… Тут так красиво. Я тут увидела… увидела то, о чем и мечтать не смела.

Изобретатель встал, подлил себе еще похлебки и вернулся в кресло. Он подул на варево, чтобы поскорее остыло, и через некоторое время заговорил:

— Есть такая буддистская поговорка: мудрому хорошо и в аду. Вообще-то здесь и впрямь не так уж и плохо. Просто нужно освоить кое-какие дополнительные навыки.