– Мне бы и самому этого хотелось, – говорит он, опять почесывая голову, – нет, правда. Но хороший журналист не будет так легко делиться сведениями с несговорчивым источником. Я это к тому, что если вы хотите узнать у меня сверхсекретные данные, то должны предложить что-то взамен.
Мне хочется уйти больше чем когда-либо. Я знаю, что обязана так поступить. Велеть Джоне оставить меня в покое, отправиться домой и провалиться в сон, в котором я так нуждаюсь. Но мне по-прежнему надо знать, как много Сэм мне наврала. Одно исключает другое.
– Тина Стоун, – говорю я.
– Кто это?
– Так сейчас зовут Саманту Бойд. Несколько лет назад она официально изменила имя, чтобы избавиться от домогательств типов вроде вас. Именно оно помогло ей все эти годы держаться в тени. Фактически Саманты Бойд больше не существует.
– Благодарю вас, Куинси, – говорит Джона, – думаю, мне удастся накопать кое-какие сведения о жизни Тины Стоун.
– Потом расскажете, что вам удалось узнать.
Это не вопрос. Джона признает это кивком головы.
– Разумеется.
– Теперь ваша очередь. Выкладывайте, что вам известно.
– Это касается той самой статьи, которую я поклялся больше никогда не упоминать. Особенно фотографий к ней.
– И что с ними?
Джона делает глубокий вдох и поднимает руки, заявляя о своей полной невиновности.
– Помните: я всего лишь сообщаю сведения, – наконец говорит он, – не убивайте меня, пожалуйста.
Сэм суетится на кухне, напялив передник и вовсю изображая из себя недоделанную Бетти Крокер[6]. Делая вид, что она не мерзкая тварь. Когда я переступаю порог, она как раз склоняется над миской – разбивает яйца и выливает их на снежную горку из сахара и муки.
– Нам надо поговорить, – произношу я.
Она не поднимает от миски глаз.
– Дай мне буквально одну минуту.
Я бросаюсь к ней. В мгновение ока миска слетает с кухонной стойки и с грохотом падает на пол. Ее маршрут помечен следами жидкого теста: со столешницы по дверце шкафчика и по полу до миски.
– Какого хера, Куинни? – говорит Сэм.