– Возможно, мне следует проводить Одри Роуз в ее комнаты? – невинно предположил Томас. – Было бы разумно убедиться, что у этого сюрприза нет клыков. Или когтей.
– Неплохая попытка, дорогой братец, – Дачиана ласково потрепала его по щеке. – Попытайся поддержать реноме джентльмена.
Пожелав Томасу доброй ночи, я в одиночестве поднялась по ступенькам в свою башню. Стоило мне перешагнуть порог покоев, как я ощутила аромат. Я вошла в туалетную комнату и замерла.
По поверхности благоухающей воды, исходящей паром, плавали цветочные лепестки, такие густо-красные, что они уже казались черными; кто-то только что наполнил мою ванну, добавив туда опьяняющих эссенций. Подарком Дачианы были надушенные лепестки – настоящая роскошь для студента-криминалиста, очутившегося в горах.
Я сняла перчатки и осторожно прикоснулась к поверхности воды, наслаждаясь рябью, разошедшейся от моих пальцев. Тело изнемогало от желания. Я не могла дождаться момента, когда смогу понежиться в ванне. Это был такой длинный день, да и труп Вильгельма был ужасен… Ванна смоет все это, очищая и даря утешение.
Я посмотрела на часы над каминной полкой. Было почти полпервого. Я могла еще почти полчаса наслаждаться водой и оказаться в постели до того, как станет ужасно поздно. Без дальнейших размышлений я расстегнула пуговички спереди на платье, позволяя ему упасть на пол; как хорошо, что я могу сделать это без посторонней помощи! Дома я вместе со своей горничной намеренно выбрала простые платья, с которыми могла управиться в одиночку; я не думала, что академия предоставит мне личную служанку.
Я шагнула из слоев атласа прямо в горячую воду, которая обволокла меня подобно расплавленной лаве; заколов волосы короной на голове, я погрузилась по плечи. Вода была настолько горячей, что вначале кожу покалывало от непонимания – хорошее это ощущение или плохое?
Но моим уставшим мышцам явно было очень хорошо. Я даже застонала от расслабления.
Несколько глубоких вдохов – и мой разум был готов размышлять о чем угодно. На одно возмутительное мгновение я представила себе Томаса, отмокающего в своей ванне, и мне стало интересно: как будут выглядеть его обнаженные плечи, когда они соприкоснутся с паром? Улыбнется ли он мне той дерзкой улыбкой, какая часто появляется на его лице на публике, или его чувственный рот тронет редкий проблеск уязвимости, прежде чем наши губы соприкоснутся?
С колотящимся сердцем я плеснула в лицо ароматизированной воды. Этот мерзавец владел моими чувствами, даже когда его не было рядом! Хоть бы поутру он не догадался о моих порочных грезах.
Когда же мне удалось выбросить эти мысли из головы, мое сознание вновь заполнила тьма. Всякий раз, закрывая глаза, я видела мертвые тела проституток, убитых Потрошителем, их трупы были жестоко расчленены. Всякий раз, как я оставалась в одиночестве, я вновь и вновь мысленно возвращалась в места тех преступлений, пытаясь понять, могли ли я сделать что-нибудь иначе. Были ли еще улики, которые я не заметила и которые смогли бы помочь остановить его раньше. Я знала, что сожаления не вернут умерших, но все же не могла удержаться от постоянной перепроверки собственных действий.
«Что, если бы» – вот самые трагические слова, когда они становятся рядом. Но «если бы» ничуть не лучше их. Если бы только я раньше увидела эти знаки. Возможно, я бы смогла…
Пшш-чу-у. Пшш-чу-у…
Я высунулась из воды; капли гулко падали с моего обнаженного тела в ванну. Казалось, что каждая капля эхом отдавалась в маленькой комнатке, впрыскивая в меня адреналин иглами из морга. Я задержала дыхание и внимательно прислушалась, ожидая, когда такой памятный мне звук прозвучит вновь. В камине громко треснуло полено, и я вздрогнула, едва не поскользнувшись на сколькой поверхности ванны. Я несколько раз вдохнула и выдохнула, слушая, как кровь стучит в ушах.
Ничего. Я ничего не слышала.
Здесь не было парового сердца. Не было и зловещей лаборатории. Никаких машин, покрытых человеческой плотью. Лишь мое сознание, пока я дрейфовала между сном и явью, замучило меня картинами того, что я хотела бы забыть. Подняв дрожащую руку к голове, я заметила, как горит кожа при прикосновении. Руки и ноги покрылись гусиной кожей. Я понадеялась, что не заразилась болезнью, погубившей Вильгельма.
Я осматривалась, пока не заметила свой халат цвета орхидеи висящим на крючке на двери. Набросив прохладный шелк, я вышла из ванной комнаты, с трудом сдерживая дрожь. Хорошо, что я не намочила волосы. Я приложила руку к груди. Хоть бы нервы поскорее успокоились!
А затем я услышала его вновь. Тот самый звук – и он не был порожден призраками, преследующими меня в полусонных мыслях. В соседней комнате кто-то перешептывался. В этом я была уверена. В той самой комнате, где хранились тела. Тихо подойдя к стене спальни, я прижалась к ней ухом. У кого-то там шло весьма жаркое сражение, и не словесное, а, насколько я могла судить, вполне физическое.
Что-то ударилось об стену, и я отпрянула; сердце мое лихорадочно колотилось. Неужели это был труп?
Любопытство всегда было моей болезнью, и я до сих пор не нашла лекарства от него. Решив, что так ничего и не узнаю, если останусь стоять здесь, я перебралась в гостиную, хватила кочергу у камина и медленно приоткрыла дверь. Беспокойство звенело в моей крови, лишая меня способности мыслить. К счастью, когда я распахнула дверь пошире, она не издала предательского скрипа; от него мое сердце разорвалось бы. Я подождала мгновение, тщательно прислушиваясь, потом выглянула в коридор, крепко сжимая кочергу во влажных руках.