Ты создана для этого

– Эбба, – воскликнула она. – Эбба рожает детеныша. – Она схватила меня за руку и потянула за собой. Мы побежали через поле, к дому мистера Нильссена.

– Идем скорее, – подгоняла она.

Я последовал за ней в конюшню, где Нильссен присел возле одной из своих кобыл. Она лежала на земле, спокойно и неподвижно, и из ее тела медленно выходил скользкий белесый пузырь.

– Эбба, – сказал я. – Теперь понимаю.

Вскоре подошли Карл с Эльзой. Карл что-то сказал Нильссену по-шведски, и тот кивнул в ответ.

– Ей так хотелось посмотреть на роды, – объяснила Эльза, кивнув в сторону Фреи.

В конюшне пахло ржавчиной, сеном и кровью, пахло лошадиным и мужским потом. Этот запах напомнил мне детство, но я отогнал эти воспоминания.

Лошадь внезапно поднялась на ноги. Постояла некоторое время, потом снова осторожно опустилась на землю, и на этот раз перекатилась на спину. И тихо застонала, явно от боли. Внутри оболочки плода, сквозь кровь и околоплодную жидкость смутно виднелось копыто жеребенка.

Фрея замерла, словно прикованная к месту. Она, очевидно, не испытывала ни страха, ни отвращения. А у меня скрутило живот. Эбба застыла, чего-то ожидая. Из вымени медленно сочилось молоко. Оболочка пузыря продолжала выходить наружу, и вот уже показалось второе копытце. Одно из них прорвало белесую пленку.

Нильссен проделывал это раньше много раз. Он подошел к кобыле сзади, взял ноги жеребенка и потянул на себя. Его комбинезон был заляпан жидкостью и кровью.

Выходит, выходит… Рождение животного и человеческого детеныша очень похожи. Мерри во время родов орала и стонала, как первобытная самка, практически как животное. Но из нее исторглась новая жизнь. Мой сын. Мое семя, оно зрело внутри, росло, пока не пришло время ему появиться на свет и обрести самостоятельную жизнь.

Фрея вскрикнула, крик эхом разнесся, отразившись от бетонных стен конюшни. Жеребенок родился. Бесформенная кучка костей и плоти, покрытая белесыми обрывками околоплодного пузыря.

Нильссен уставился на него, ожидая каких-то признаков жизни, слабого движения грудной клетки. Он прикоснулся рукой к телу жеребенка, к чему-то прислушался, пробормотал что-то по-шведски и снова потрогал новорожденного.

У Эльзы на глаза навернулись слезы. Карл взял Фрею за руку. Никто не произнес ни слова. Эбба повернула голову, посмотрела на своего детеныша и осторожно ткнула его носом. Мне в голову пришел мучительный вопрос, еще до того, как Нильссен озвучил ответ.

Жеребенок родился мертвым.

Фрэнк

Я сложила письмо, которое написала Сэму, и положила его в конверт, который сунула между страниц какой-то книги, лежащей на прикроватной тумбочке. Пусть полежит до дня отъезда. Я написала все, что знаю. О том, как Мерри специально издевается над Конором, как оставляет его одного в лесу, пока бегает. Я предупредила его как могла. Что будет дальше – это уже его дело, а не мое.

Я рада, что скоро уезжаю. Нам всем станет легче – и больше всех мне. Я позволила себе увлечься. Просто потерялась в этих глупых мерцающих миражах. Глядя на них издали, думаешь, что это именно то, что ты хочешь, но подходишь ближе – и понимаешь, что это просто игра света и капелек воды. Ничего реального.

Может, сама Мерри и верит, что ее реальная жизнь такая, какой она себе ее придумала. Но я-то знаю правду. И этого достаточно. Больше мне ничего не нужно. Я желаю ей добра, желаю ей счастья. Но все равно уеду.

Недавно я разговаривала с отцом по телефону. После определенного перерыва. Он потратил все деньги, которые я ему выслала несколько месяцев назад.